Логика птиц - [34]

Шрифт
Интервал

Шедший за гробом

В трауре некто гроб провожал,
печально и горько он причитал:
«О мой отец, не видевший мира, как ты ушёл?
Не повидав толком мира, ушёл из него!»
Услышав это, один взволнованный заметил:
«Пусть хоть сотню раз ты посмотришь на мир
и даже возьмёшь мир с собой —
всё равно умрёшь ты, так мира и не повидав.
Пока любуешься миром,
жизнь минует твоя, не вылечив боль.
Пока не очистишься от стяжательства нафса,
теряешь ты драгоценную душу в грязи».

Сгоревшее благовоние

Возжигал один ветреник благовоние,
а другой в восторге всё восклицал: «Ах!»
Некто благородный заметил ему:
«Пока ты голосил своё "ах", давно сгорело то благовоние».

Довод восьмой птицы

«О почётная птица! — говорила другая. —
Охватила любовь к любимой меня.
Любовь к ней пришла и подтолкнула меня,
ум мой украла, своё дело выполнила.
Мечта о лице её сбила меня с пути,
всё, чем владел, — всё обожгла.
Ни на миг без неё нет покоя,
я ещё могу вынести её отсутствие, но как неверие это чувствую.
С таким волнением в крови
разве можно мне, бедной, выступить в путь?
Надо идти по пустынным дорогам
и быть готовым к сотням несчастий.
Не могу жить без лица той луноликой ни мига,
никогда не смогу в путь собраться.
Лекарство, лечение не облегчат мне боли,
моё дело перешло грань неверия и веры.
И вера, и неверие мои — из-за неё,
огонь в моей душе — из-за любви к ней.
С кем это горе мне разделить?
Тоска по её любви — единственная спутница мне.
Любовь к ней меня окровавила и швырнула на землю,
её кудри выгнали меня из-под занавеса.
Настолько не по себе мне от стремления к ней, что
не переживу и вздоха в разлуке.
Зачем делать кровавой дорогу себе?
Вот такой я, что же мне делать?»

Ответ Удода

«О ты, пленённый внешностью, — ответил Удод, —
оставшийся во тьме с ног до головы.
Любовь к внешности не приводит к познанию.
Это всё игры с похотью, ты мне напоминаешь животное.
У любой такой красоты есть недостаток,
человеку придётся чем-то платить за такую любовь.
Если не вечная это красота,
гибнуть из-за неё — просто неверие!
Лицо, сделанное из крови и слизи,
названо «неполной луной».
Если убавить в нём этой крови,
уродливее его ничего не найдёшь в этом мире.
У того, чья красота зависит от крови и слизи,
знаешь сам, каков неминуемый конец.
Что суетишься капризно вокруг личика,
красота — в ином мире, ищи её там!
Когда поднимется занавес с дела,
исчезнет и суфий, и отчизна его.
Оплывут края лица полностью,
обернутся все восторги досадой.
Влечение к ничтожному лицу
обернётся полным его неприятием.
Только дружба с миром иным —
безупречная дружба.
Брось всё, ибо эта любовь перейдёт дорогу тебе.
Крепко пожалеешь об этом впоследствии».

Плакавший перед Шибли

Плакал некто, страдая, перед Шибли.
«Отчего ты плачешь?» — спросил шейх.
«Был друг у меня, — ответил тот, —
радовал он своей красотой мою душу.
Вчера он умер, и я умер от горя,
мир почернел для меня от утраты такой».
«Раз твоё сердце болеет от этого, — сказал шейх, —
мало ещё тебе горя, надобно тебе его больше».
Выбери иного друга себе,
бессмертного, чтобы тебе так жалко не мучиться.
Дружба, которая пострадает от смерти,
привязанностью к ней всю душу измучит.
Заболевший любовью к внешности
благодаря внешнему и попадает в беду.
Но быстро внешнего он лишится
и останется в крови сидеть в удивлении.

Продавший свою наложницу

Некий состоятельный купец с обширным имуществом
владел наложницей, чьи губы были сладки, словно сахар.
Вдруг он продал ее, но стал сожалеть
и мучиться, сильно раскаиваясь.
Отправился к новому хозяину,
предложил её выкупить в тысячу раз дороже.
Тот, однако, не продавал,
а у купца от желания сердце горело.
Пребывал он в метаниях,
непрерывно голову землёй посыпая.
«Заслуживаю я этого горя, и все, — восклицал он, —
ибо достоин такого горя тот, кто
по глупости, не думая,
пошел и продал любимую за динар».
В самом разгаре этого великолепного базара
ты поднялся, чтобы нанести себе же ущерб.
Драгоценен каждый вдох из дыханий твоей жизни,
каждая новая крупица знания ведёт тебя к Истине.
С ног до головы то, что считаешь своим,[207], — это, по сути, Его изобилие.
Подари же своей душе наполненность Другом,
чтобы узнать, с кем ты разлучён,
и узнать, что слишком терпеливо переносишь разлуку.
Истинный милостиво создал тебя, с нежностью и признанием.
Но ты от Него отвернулся по глупости в сторону.

Хосров и собака

Некий хосров на охоту собрался.
«О псарь, готовь борзую собаку», — отдал он приказ.
У хосрова была обученная собака,
в аксун[208] и атлас наряжённая,
чтобы она горделивей смотрелась, ей на шею надели
ещё и ошейник из драгоценностей.
Браслеты на лапах с бубенцами — все из золота,
из шёлка её поводок.
Царь, решив, что собака умна,
взял в руку её поводок.
Он поехал, а собака за ним побежала.
На дороге оказался кусок кости.
Приметив кость, собака и встала.
Хосров увидел, что собака застряла.
Огонь ревности с такой силой его охватил,
что глупую собаку обжёг[209].
Порвал верёвку и приказал: «Сейчас же
голову отрубите невежливой.
Лучше бы ей съесть сотню тысяч иголок[210],
чем дёргать за поводок».
«Собака наряжена, — сказал псарь, —
все её тело обвешано драгоценностями,
да, верно, ей более под стать поля и луга,
но мы-то золото и драгоценности заслужили».
«Брось её такой и уходи, — ответил хосров. —

Еще от автора Аттар
Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Стихи

Классическая ирано-таджикская поэзия занимает особое место в сокровищнице всемирной литературы. Она не только неисчерпаемый кладезь восточной мудрости, но и хранительница истории Востока.


Рекомендуем почитать
Египетская мифология

Любой народ, любая эпоха по-своему пытаются объяснить окружающий мир, смысл жизни, выработать некую иерархию ценностей, - и создают свою мифологию. В египетской мифологии поэтичность доминирует над реальностью. Системный свод древнеегипетских мифов и легенд в литературно-художественном пересказе И.В.Рака продолжает традицию отечественных популярных изданий, посвященных наиболее значительным мифологиям Древнего мира, - Двуречья, Греции и Рима, Китая, Индии, Ирана.


Саладин Победитель Крестоносцев

Эта книга — о Салах ад-Дине, кто был благочестием (Салах) этого мира и веры (ад-Дин), о бесстрашном воителе, освободившем Святой Город от чужеземных завоевателей, о мудром и образованном правителе мусульман.


Счастливая соломинка

Японская культура так же своеобразна, как и природа Японии, философской эстетике которой посвящены жизнь и быт японцев. И наиболее полно восточная философия отражена в сказочных жанрах. В сборник японских сказок «Счастливая соломинка» в переводе Веры Марковой вошли и героические сказки-легенды, и полные чудес сказки о фантастических существах, и бытовые шуточные сказки, а также сказки о животных. Особое место занимает самый любимый в народе жанр – философские и сатирические сказки-притчи.


Нефритовая Гуаньинь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Новые записи Ци Се, или О чем не говорил Конфуций

Вашему вниманию предлагается перевод и исследование сборника коротких рассказов и заметок в жанре бицзи, принадлежащего перу известного китайского литератора XVIII века Юань Мэя.Рассматриваемая коллекция рассказов и заметок Юань Мэя известна под двумя названиями: "О чем не говорил Конфуций" (Цзы бу юй) и "Новые [записи] Ци Се" (Синь Ци Се). Первоначально Юань Мэй назвал свой сборник "О чем не говорил Конфуции", но, узнав, что под этим названием выпустил сборник рассказов один писатель, живший при династии Юань, изменил наименование своей коллекции на "Новые [записи] Ци Се".Из 1023 произведений, включенных Юань Мэем в коллекцию, 937 так или иначе связаны с темой сверхъестественного.


Приключения четырех дервишей

ББК 84 Тадж. 1 Тадж 1П 75Приключения четырех дервишей (народное) — Пер. с тадж. С. Ховари. — Душанбе: «Ирфон», 1986. — 192 с.Когда великий суфийский учитель тринадцатого столетия Низамуддин Аулийя был болен, эта аллегория была рассказана ему его учеником Амиром Хисравом, выдающимся персидским поэтом. Исцелившись, Низамуддин благословил книгу, и с тех пор считается, что пересказ этой истории может помочь восстановить здоровье. Аллегорические измерения, которые содержатся в «Приключениях четырех дервишей», являются частью обучающей системы, предназначенной для того, чтобы подготовить ум к духовному развитию.Четверо дервишей, встретившиеся по воле рока, коротают ночь, рассказывая о своих приключениях.