Логика птиц - [27]

Шрифт
Интервал

но сможешь ли заниматься лишь грабежом?
Если скажут: «Всё это — высокомерие и мечты,
никто туда не добрался, неужели ты чего-то достигнешь?»,
отвечу: умереть от этой горделивой мечты
достойней, чем отдать сердце дому и лавке.
Столько мы повидали и выслушали,
но ни на миг не оторвались от себя,
дела затянулись по многолюдью,
что взять с гурьбы не читающих намаз бедняков?
Пока о себе не забудем и от толпы не очистимся,
не выйдет наша душа из горла чистым дыханием.
Тот, кто не смог забыть о толпе,
мёртв и не достоин этой завесы.
Осведомлённой душе поверяются тайны,
живущий толпой для этой дороги не годен.
Вступай в путь, если ты мужчина,
брось лукавить как женщины.
Будь уверен: даже если это желание воспринимается как неверность,
это — правильное дело и совсем не простое.
Плод на дереве любви — нищета,
пусть тот, кто желает плодов, призывает любовь.
Едва любовь поселяется в сердце,
душа человека этот мир покидает.
Человека погружает в кровь эта боль,
вверх ногами выбрасывая из-за занавеса[161].
Ни на миг не оставляет в покое,
убивает его, затем просит прощения.
Если подаст воду — не даст без мучения,
если подаст хлеб — тесто на крови будет замешано.
Если от истощения человек станет слабей муравья,
то любовь с каждым мигом сильнее его прижимает.
Когда мужчина попадает в море опасности,
он не съест и куска без страдания.

Шейх из Нугана в Нишапуре

Нуганский[162] шейх пришёл в Нишапур.
Трудный переход его истощил.
Целую неделю в драной одежде
в каком-то углу пролежал он голодным.
В конце недели взмолился: «Господи!
Подай мне хлеба буханку».
«Убери дочиста всю площадь Нишапура, —
услышал шейх некий голос. —
Если очистишь всю площадь,
маленький золотой слиток найдёшь; им заплатишь за хлеб».
«Будь у меня веник и сито[163], — сказал шейх, —
легко было бы достать деньги на хлеб.
Коли я очень беден,
просто подай мне кусок, не мучай меня».
«Хочешь лёгкого хлеба? — голос спросил. —
Просеивай землю, если хлеб тебе нужен».
Пир пошёл, долго всех умолял,
и занял-таки у кого-то веник и сито.
Перетирал он землю усердно
и наконец нашёл золото.
При виде золота возликовал его нафс.
Шейх отправился к пекарю и хлеба купил.
Но совсем шейх забыл о венике с ситом,
пока пекарь хлеб ему отдавал.
Душа пира вспыхнула,
прочь он устремился в рыданиях.
«Отчаяннее меня никого нет, — восклицал, —
золота уже нет, чем теперь платить штраф?[164]
Бродил он, словно безумный,
пока не забрался в развалины.
Угрюмо, униженно сидел он в развалинах
и вдруг заметил там и сито, и веник.
Пир обрадовался и воскликнул: «О Боже!
Почему Ты испортил мне жизнь?
Превратил в яд Ты мой хлеб,
вели же пойти, вернуть хлеб — я верну свой покой».
«О ты, безрадостный! — голос ответил. —
Пресен хлеб без закуски[165]
Раз к пустому хлебу, что рядом с тобой,
закуску добавили — благодари!»

Глупец требует у Бога одежду

Жил некогда глупец и всё сокрушался,
что ходил голый, а люди вокруг наряженные.
«О Боже, дай же мне солидный наряд, — сказал безумец, —
одень и меня, как других».
«Эй, успокойся, греющее солнце дали тебе», —
ответил ему некий голос.
«О Боже, за что мучишь меня? — продолжил безумец. —
Неужели нет у Тебя наряда получше солнца?»
«Иди и подожди ещё десять дней, — сказал голос, —
подарят тебе без лишних разговоров наряд».
Прошло десять дней. Продавец тряпок
принес наряд, весь в нашитых заплатках.
Сто тысяч лоскутов было на нём,
ибо владелец его дервишем оказался.
«О хранитель тайн, — глупец обратился к нему, —
с какого же дня ты шил этот рваный наряд?
Или все одежды сгорели в твоём запаснике,
что пришлось вместе сшить столько тряпок?
Сто тысяч рваных кусков ты зашил!
У кого научился так отменно портняжить?»
Дело не только в стремлении к Его двору:
надо стать на Его пути пылью.
Бывало, много людей добиралось ко двору издалека,
сгорев ли в огне, осветившись ли светом.
И когда после долгой жизни цель всё-таки достигали,
по-разному сожалели, что цели не видели.

Просьба Рабийи

Семь лет Рабийя[166] на пути к Мекке
двигалась практически на боку[167] — вот венец для мужчин!
Когда радостно приблизилась к храму,
воскликнула: «Мой хаджж — совершенен!»
В день паломничества подойти собралась к Каабе,
но у неё началась менструация.
С полдороги вернувшись, сказала:
«Семь лет я ползла на боку, о Величайший!
Но едва столь великолепный день[168] я увидела,
Ты бросил под ноги такую колючку!
Либо приюти меня теперь в Твоем доме[169],
либо оставь меня в доме моём».
Пока не станешь таким же влюблённым, как Рабийя,
не узнаешь владельца события[170].
Пока ты закручен в этом бушующем море,
поднимаются волны отторжения и признания.
То из Каабы изгоняют тебя,
то в монастыре тайнами делятся.
Если выберешься из этой воронки,
с каждым мигом начнешь становиться спокойнее.
Но если, застряв, в нём останешься,
твоя голова закружится, словно мельница,
аромат покоя не ощутишь и на миг,
а уравновешенность твою даже муха нарушит.

Безумец и знатный человек

Сидел на углу улицы безумец униженно,
кто-то из знатных к нему подошёл.
«Вижу в тебе некую приближённость,
а покой — в твоей приближённости», — вельможа сказал.
«Разве я могу быть спокойным, — ответил тот, —
когда нет мне покоя от мух и от блох.
Мухи мучают меня днём,
блохи ночью спать не дают.

Еще от автора Аттар
Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Стихи

Классическая ирано-таджикская поэзия занимает особое место в сокровищнице всемирной литературы. Она не только неисчерпаемый кладезь восточной мудрости, но и хранительница истории Востока.


Рекомендуем почитать
Мудрецы Поднебесной империи

Китай, Поднебесная империя – родина древнейших, но не утрачивающих своей значимости философских учений и мировых религий, фантастическое царство всепроникающего духа и средоточия мистических сил Земли, центр сакральных знаний человечества и мир, хранящий первозданные тайны природы. И в то же время – духовное и плотское, мудрость и глупость, богатство и бедность, алчность и щедрость, милосердие и жестокость, дружба и вражда – все человеческое оказывается представленным здесь каким-то непостижимо символическим образом.


Китайский эрос

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно-художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве.


Макамы

Макамы — распространенный в средневековых литературах Ближнего и Среднего Востока жанр, предвосхитивший европейскую плутовскую новеллу. Наиболее известным автором макам является арабский писатель, живший в Ираке. Абу Мухаммед аль-Касим аль-Харири (1054—1122). Ему принадлежит цикл из 50 макам, главный герой которых — хитроумный Абу Зейд ас-Серуджи — в каждой макаме предстает в новом обличье, но неизменно ловко выпутывается из самых затруднительных положений. Макамы написаны рифмованной ритмической прозой с частыми стихотворными вставками.


Классическая поэзия Индии, Китая, Кореи, Вьетнама, Японии

В сборник вошли произведения таких поэтов как: Калидаса, Хала, Амару, Бхартрихари, Джаядева, Тирукурал, Шейх Фарид, Чондидаш, Мира-баи, Мирза Галиб, Цао Чжи, Лю Чжень, Цзо Сы, Шэнь, Юй Синь, Хэ Чжи-чжан, Оуян Сю, Юй Цянь, Линь Хун, Юри-ван, Астролог Юн, Тыго, Кюне, Син Чхун, Чон Со, Пак Иннян, Со Гендок, Хон Сом, Ли Тхэк, Чон Джон, Сон Ин, Пак Ын, Ю.Ынбу, Ли Ханбок, Понним-тэгун, Ким Юги, Ким Суджан, Чо Менни, Нго, Тян Лыу, Виен Тиеу, Фам Нгу Лао, Мак Динь Ти, Тю Дыонг Ань, Ле Тхань Тонг, Нго Ти Лаг, Нгуен Зу, Какиномото Хитамаро, Оттомо Табито, Нукада, Отомо Саканоэ, Каса Канамура, Оно Такамура, Минамото Масадзуми, Фудзивара Окикадзэ, Идзуми Сикибу, Ноин-Хоси, Сагами, Фудзивара Иэцунэ, Сюндо Намики, Фудзивара Тосинари, Минамото Мититомо, Сетэцу, Басе, Ранран, Сампу, Иссе, Тие, Бусон, Кито, Исса, Камо Мабути, Одзава Роан, Рекан, Татибана Акэми и мн.др.


Услада душ, или Бахтияр-наме

Книга-памятник персидской орнаментальной прозы XIII в. Автор в распространенной в то время манере развивает тему о вреде поспешных решений, щедро украшая повествование примерами, цитатами, риторическими фигурами.


Игрок в облавные шашки

«Дважды умершая» – сборник китайских повестей XVII века, созданных трудом средневековых сказителей и поздних литераторов.Мир китайской повести – удивительно пестрый, красочный, разнообразные. В нем фантастика соседствует с реальностью, героика – с низким бытом. Ярко и сочно показаны нравы разных слоев общества. Одни из этих повестей напоминают утонченные новеллы «Декамерона», другие – грубоватые городские рассказы средневековой Европы. Но те и другие – явления самобытного китайского искусства.Данный сборник составлен из новелл, уже издававшихся ранее.