Литературные портреты: В поисках прекрасного - [205]

И наконец, кое-кто говорил: «Это слишком большая книга. Произведение искусства должно иметь пределы, надо, чтобы его можно было охватить взглядом, оно должно складываться в уме в единое и понятное целое. Воспроизводить многообразие и беспорядочность мира не означает создавать произведение искусства. Подшивка газет, выпущенных с 1908 по 1933 год, более соответствовала бы идеологии „унанимизма“, чем „Люди доброй воли“. Но это не сделало бы из нее произведение искусства. Где план этого произведения?»

А на это я отвечу, что такой план, теперь уже угадываемый читателем, полностью раскроется только после завершения произведения. Вспомните великий роман Пруста. По мере его появления мы восхищались отдельными фрагментами, не осознавая целого. Но когда появилась возможность сопоставить «Обретенное время» и «Утраченное время», когда образы начала романа, в том числе и маленькое пирожное «Мадлен», вновь возникли в конце, мы поняли, что эта огромная арка стоит на двух надежных и симметричных опорах. Вероятно, так случится и с «Людьми доброй воли», когда последний день эпопеи отзовется эхом первого дня[423].

V

Поэт современной жизни, интересующийся ее технологиями, ее городами, тянущими свои щупальца во все стороны света, ее тайными движущими силами. Мощный писатель-романист, сумевший оживить целый мир и воскресить целую армию при Вердене. Человек доброй воли, который верил и до сих пор верит в силу ума и солидарности людей. Все это превращает Жюля Ромена в одного из великих писателей нашего времени. Другие лучше поняли и описали различные стороны человека. Бальзак и Пруст глубже изучили страсти его души. Но в своей области, то есть в поэзии человеческих групп, Ромен не знает равных. Благодаря уму и культуре он смог сделать для жизни наших дней то, что Рец или Сен-Симон сделали для жизни XVII века. Сосуществование поэта, философа, мемуариста и романиста в одном уме – вот что явилось необходимым условием для того, чтобы была написана Человеческая комедия одной из самых смутных и самых грустных эпох в истории.

Андре Мальро [424]

«Мир стал похожим на мои книги», – написал Мальро. В своих романах он описывал риск, борьбу, революцию, и весь мир стал восстанием и войной.

Всю жизнь он стремился к литературе мужественной, прославляющей отвагу и волю в ущерб сентиментальным ценностям. Его оправдывал дух времени. Сентиментальные ценности царили во времена стабильности и досуга. Молодежь, которая росла под звуки пулеметных очередей, нуждалась в более жестких наставниках. Анализ личности интересовал молодых куда меньше, чем объединение масс. Произведения Мальро, как и книги Хемингуэя, погружавшие их в волны крови и героизма, должны были им понравиться. И понравились.

Однако главная причина обаяния Мальро состояла в том, что его жизнь отвечала его творчеству. Где-то он сказал, что мемуары – единственные книги, заслуживающие того, чтобы быть написанными. Его романы – это преобразованные мемуары храброго и умного человека. Мальро знал и прожил Китай «Завоевателей» и «Удела человеческого», воевал в Испании вместе с добровольцами «Надежды», в 1940 году он находился в танке, как герои «Орешников Альтенбурга», он командовал бригадой во время кампании освобождения. Комбатанты знают это и уважают его. «Для большинства из нас, – писал Гаэтан Пикон[425], – Мальро был тем, кем Пеги, Баррес, а ранее Шатобриан были для молодежи прежних времен». Ему удалось создать шедевр из собственной жизни еще в большей степени, чем Шатобриану. Искатель приключений рискует. В течение пятнадцати лет Мальро ввязывался в мировую революцию, не вступая при этом в коммунистическую партию. Мы увидим, как он круто повернул к войне национальной, голлизму и власти. «Человек, жаждущий сыграть свою биографию, как актер играет свою роль», одновременно автор и исполнитель драмы своей жизни. Он подарил себе прекрасный сценарий. Что бы теперь ни случилось, партия представляется выигранной.

I. Провозвестник абсурда

В наше время много кричат об абсурдности мира. Большинство произведений Камю посвящено «человеку абсурдному», тому, кто измерил пропасть между надеждами человека и безразличием вселенной. Правда, эта идея не нова. Мальро, как многие другие, цитирует Паскаля: «Представьте множество людей в цепях. Все они приговорены к смерти, каждый день некоторых убивают на глазах у других, остающиеся знают, что та же участь ожидает и их самих… Это картина удела человеческого». Да, именно в этом основа абсурда. Смерть – это «неопровержимое доказательство абсурдности жизни».

Для верующих проблема абсурда предполагает очевидное решение. Их вселенная не безразлична, она подчиняется всемогущему Богу, внимательному к судьбе каждого творения, Богу, которого можно умилостивить молитвой. Для них смерть не окончательное уничтожение, но начало настоящего существования. «Смерть, где твоя победа?» Душа продолжает жить и ликует в присутствии Бога. Но для героев Мальро, для Гарина и Перкена, для Жисора и Маньена, Бог мертв. Что делать с душой, если Бога нет? Гарину необходимо верить в абсурдность мира. «Нет ни сил, ни настоящей жизни без уверенности, без навязчивой мысли о суетности мира».