Литературные портреты: В поисках прекрасного - [197]

Он поступил в Эколь Нормаль на филологическое отделение, где стал готовиться к экзаменам на степень агреже по философии, а кроме этого, изучал и естественные науки, в частности биологию. Впоследствии это двойное, литературное и естественно-научное, образование сослужит ему хорошую службу. Интеллектуальное опьянение, которое способна дать Эколь Нормаль, он описал в «Людях доброй воли», создав при этом два из лучших своих образов – Жаллеза и Жерфаньона. Не думаю, что в какой-то другой европейской стране возможно найти такой духовный климат, такое уважение к идеям, такую любовь к литературе, такую убежденность в главенстве разума. Оксфорд и Кембридж ставят во главу угла социальные и эстетические ценности, время величия немецких университетов осталось в прошлом, однако Эколь Нормаль воспитала и Эдуара Эррио[418], и Жана Жироду, и Жюля Ромена. В течение сорока лет она была связующим звеном между Республикой профессоров и Республикой поэтов. В ней родился особый тип юмора, немного педантский, но очень веселый: «мистификация». Некоторые комедии Жана Жироду и, разумеется, романы Жюля Ромена – это гениальные «мистификации».

В 1906 году (в возрасте двадцати одного года) Ромен принимал участие не в основании, а в жизни «Аббатства» – фаланстера Дюамеля и Вильдрака. Именно туда в один прекрасный день 1908 года «велосипедист с мощными икрами и небесно-голубыми глазами», тогда еще студент Эколь Нормаль, принес рукописный сборник стихов «Единодушная жизнь». Оригинальное произведение вызвало в «Аббатстве» восторг. В этой коллективной лирике была своя «система», но также и красота. Город, бульвар, тротуар, казарма, театр, церковь, кафе – вот сюжеты и «герои» стихотворений Ромена:

Торговцы сидят у дверей своих лавок

И смотрят, как крыши тянутся к небу.

А мостовая под солнцем цветет,

Подобно полям кукурузы.

Торговцы оставили там, у прилавков,

Жажду богатства, что спать не дает.

Можно сказать, что из душ их привычных

Другая душа родилась и пришла к их порогу,

Как сами они пришли к черным дверям своих лавок.

Им хочется просто сидеть и дышать,

Мы видим их возле домов, тут и там.

Люди воздухом дышат. Все просто.

Но здесь, у их ног, на тротуаре,

Вдруг появилось неясное что-то.

II. Унанимизм

Так что же представлял собой унанимизм? С точки зрения молодого Ромена, он вовсе не был литературной школой, как, например, романтизм или натурализм. Он даже не мог считаться новшеством. Унанимистами были (сами того не понимая) некоторые из древнейших писателей в мире; в частности, именно в духе унанимизма написаны хоры греческих трагедий. Если выделить самое основное, то унанимизм состоит в следующем: 1) группы людей могут испытывать коллективные чувства; 2) индивиды, составляющие эти группы, могут участвовать в коллективной мысли и входить в инстинктивное сопричастие с единомышленниками; 3) поэт может выразить это наитие своего единомышленника и тем самым помочь индивиду интегрироваться в сообщество.

Итак, речь идет скорее о том, чтобы выявить уже существующую восприимчивость, нежели о том, чтобы создать форму восприимчивости новой. Участие в единомыслии и существование коллективного сознания – это очень простые факты, вытекающие из наблюдения. Возьмите определенное число индивидов, каждый из которых обладает своими чертами характера, идеями, антипатиями и маниями. Соберите этих индивидов путем зачисления или мобилизации в пехотный батальон, и они быстро приобретут коллективные черты: корпоративный дух, чувство товарищества, уважение (а в некоторых случаях – презрение) к начальству, новые предрассудки, общее желание одержать верх – либо силой, когда речь идет о вражеской группе, либо мужеством и техническим превосходством, когда речь идет о других батальонах той же армии.

Возьмем для примера театральный зал. Он представляет собой сумму эмоций, во много раз превосходящую по силе сумму, которая получилась бы от сложения индивидуальных эмоций зрителей, если бы каждый из них читал пьесу в одиночестве. В данном случае целое оказывается больше, чем сумма частей. Когда мы имеем дело с толпами, два плюс два равняется десяти. Именно поэтому трагические или комические эффекты, которые не произвели бы никакого впечатления на отдельного человека, приводят в восторг собрание людей. Вот почему мы часто испытываем разочарование, читая текст речи, имевшей триумфальный успех. Второй, еще более простой пример: представьте себе купе в поезде. Занимающие его индивиды не знакомы между собой. До того как они зашли в это купе, у них не было ничего общего – они живут в разных городах и принадлежат к разным слоям общества. Однако, если путешествие окажется достаточно долгим, у них разовьются общие переживания, и они будут с удивительным единодушием противостоять тем, кто вторгнется в их мир, – служащим железной дороги, таможенникам, новым попутчикам.

В чем интерес писателя, фиксирующего эти единодушные переживания? Прежде всего, всегда интересно описывать новые переживания. Затем, в наше время, необходимо создавать препятствия на пути болезненной экзальтации индивида, заставляющей его заниматься самоанализом и не замечать более благородных – и самых благородных – сторон жизни. Жюль Ромен восстает против опасной тенденции духовной изоляции. Под влиянием Фрейда и Пруста современные писатели поощряли тенденцию замыкания мысли на самой себе, а ведь в крайней своей форме эта тенденция есть не что иное, как безумие, что и доказал Пиранделло. С той минуты, когда человек отказывает себе в общественном сознании и говорит: «У каждого своя правда!» – его можно назвать безумцем в буквальном смысле этого слова.