Литературные портреты: В поисках прекрасного - [182]

Реальность для него существует где-то в другом месте. Реальность человеческого общества – это эскадрилья, это товарищи, летающие по одной с ним линии, природную действительность он видит из самолета. Он знает ее, как крестьянин: «От земли мы узнаем о себе куда больше, чем из всех книг. Потому что она сопротивляется нам. Человек открывает себя, когда меряется силами с препятствием. Но чтобы преодолеть это препятствие, он нуждается в инструменте. Ему нужен рубанок или плуг. Крестьянин, обрабатывающий землю, понемногу открывает тайны природы, и истина, которая открывается ему, становится универсальной. Точно так же самолет, инструмент покорения воздушных линий, ставит человека лицом к лицу со всеми старыми проблемами». Море, течения, знаки, предвещающие грозу, молнии – моряк знает и понимает их, потому что ему необходимо спасти свою деревянную или стальную скорлупку. Авиатор учится искать ответы в облаках, в тряске на воздушных путях, в препятствиях на земле. Почитайте в «Планете людей» о том, как старый пилот описывает Испанию своему товарищу, которому предстоит первый полет над этой страной. Он не говорит ни о городах, ни о людях, а лишь о таком-то ручье, из-за которого предательским образом осела почва на лугу, о трех деревьях, затрудняющих посадку, об опасности, которую представляет собой стадо напуганных овец. И прочитайте еще раз, как выглядело отступление 1940 года, увиденное с такой высоты: «Итак, я лечу над дорогами, почерневшими от бесконечного сиропа, который все течет и течет». Когда авиатор говорит о людской реке, он делает это не ради поэтического образа, это простое и правдивое описание того, что он видит. Зрелище имеет смысл лишь тогда, когда ты смотришь на него через призму своего ремесла. Пилот живет в масштабах созвездий и континентов. Но что он может знать о мире чиновников?

«Мой товарищ по несчастью, старый чиновник, никто и никогда не мог побудить тебя к побегу, и ты совершенно не виноват в этом. Ты построил свой мир, замуровав все пути, ведущие к свету, как это делают термиты. Ты свернулся в клубок в гнезде своей буржуазной безопасности, рутины, удушающих традиций провинциальной жизни; ты возвел жалкую преграду между собой и ветрами, приливами, звездами. Ты совершенно не хочешь думать о серьезных проблемах, тебе достаточно и попыток забыть о своем положении. Ты вовсе не похож на обитателя блуждающей планеты, ты никогда не задаешься вопросами, не имеющими ответа: ты просто мелкий буржуа из Тулузы. Никто не схватил тебя за руку, когда для этого еще было время. Теперь глина, из которой ты слеплен, высохла и затвердела, и никто уже не сможет разбудить дремлющего в тебе музыканта, или поэта, или астронома, которые, может быть, еще скрывались в тебе… Я уже не жалуюсь на проливной дождь. Волшебство моей профессии открывает передо мной мир, и не пройдет и двух часов, как в этом мире я столкнусь с черными драконами с гривами, увенчанными голубыми молниями, а когда настанет ночь, я буду свободен и смогу прочесть свою судьбу по звездам…»

Человек действия – это поэт, в самом сильном смысле слова, потому что он – «тот, кто делает, тот, кто создает». Мне нравилось слушать, как Сент-Экз (сейчас я говорю о человеке, а не о писателе) рассказывал о каком-либо событии. Иногда, даже находясь среди друзей, он подолгу молчал. И вдруг, когда затрагивали какую-то тему, близкую его сердцу, он заводился и тут же брал нить разговора в свои руки. Говоря о какой-то стратегической проблеме или даже о политике, он демонстрировал ее простоту, потому что видел ее сверху. Он говорил, как ученый, его словарь и мысли поражали точностью. Но в то же время он говорил, как поэт. Его голос оживлял предметы и людей. Свободная речь с короткими фразами, не имевшая ничего общего с ораторством, была подобна жесту, подкреплявшему мысль. Образы свежи и спонтанны, иногда порождены его профессией. Все собравшиеся с восхищением слушали его до тех пор, пока, закончив свою поэму или демонстрацию, Сент-Экз снова не погружался в молчание, начинал показывать карточные фокусы или петь какую-то песню. И в этом состоит еще один закон героического действия – оно создает людей, с трудом подчиняющихся светским и общественным условностям.

III. Творчество

Романы? Вряд ли. От произведения к произведению доля художественного вымысла все уменьшается. Скорее – эссе о действии, о людях, о земле, о жизни. На заднем плане почти всегда летное поле. Не в силу желания показать себя специалистом по воздухоплаванию, а в силу искренности. Именно так думает и живет авиатор. И коль скоро он общается с миром через свое ремесло пилота, почему бы ему не описать нам мир с той же точки зрения?

Самая романтическая повесть Сент-Экзюпери – «Южный почтовый». Авиатор Жак Бернис, работающий в авиакомпании «Аэропосталь», возвращается в Париж и встречает там подругу детства Женевьеву Эрпен. Ее муж – ничтожество, у нее умирает ребенок, она любит Берниса и соглашается бежать с ним. Но очень скоро Бернис понимает, что они не созданы друг для друга. Что он ищет? «Сокровище», то есть правду, «главное слово». Сначала ему показалось, что он нашел его в женщине. Неудача. Позже он надеется найти его, подобно Клоделю, в соборе Нотр-Дам, куда пришел, потому что чувствовал себя слишком несчастным, но и эта надежда рухнула. Может быть, ответ кроется в ремесле, и Бернис упорно, отважно перевозит почту из Дакара над Рио-де-Оро. Однажды автор находит тело Берниса, застреленного арабами. Но почту удалось спасти. Она прибудет в Дакар в установленное время.