Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [91]
II
Из перечисленных статей и высказываний Радищев мог знать все, кроме речи Леклерка. С материалами Штелина он мог познакомиться через Воронцовых, а если даже рукопись осталась неизвестной ему, то в основной части «Черты и анекдоты» были повторены Веревкиным. О том, что никакая из предшествующих работ не удовлетворила Радищева, говорит «Слово о Ломоносове», впервые воссоздавшее образ великого поэта и полемичное по отношению к утвердившимся взглядам па Ломоносова. Забегая вперед, можно сказать, что лишь в одном случае Радищев остался верен традиции — в оценке деятельности Ломоносова-естествоис-пытателя, и эта часть «Слова» слабее других. Во всех остальных разделах Радищев совершенно самостоятелен.
Описывая памятник на могиле Ломоносова, автор статьи в «Трутне» писал: «Монумент, воздвигнутый его (М. И. Воронцова,— Л. К.) тщанием и иждивением в честь, имени покойного г. Ломоносова, возвестит позднейшим потомкам состояние словесных наук нашего века». Радищев начинает «Слово о Ломоносове» с прямого опровержения этой мысли, почти сохраняя конструкцию фразы: «Не столп, воздвигнутый над тлением твоим, сохранит память твою в дальнейшее потомстве. Не камень со иссечением имени твоего принесет славу в будущие столетия» (I, 380).
«Гробницы великолепные» — плод суетности человеческой. Бессмертие человека — в его делах, бессмертие Ломоносова — в его творчестве. «Слово твое, живущее присно, и во веки в творениях твоих, слово Российского племени, тобою в языке нашем обновленное, прелетит во устах народных за необозримый горизонт столетий» (I, 380). Уже в этих начальных строках дан основной тезис оценки поэта, великого не только силою своего гения, по и опорою па народные основы языка, а потому подлинно национального и истинно бессмертного.
Располагая теми же материалами, что и другие биографы Ломоносова, Радищев хочет озарить их светом истины. «Истина есть высшее для нас божество», — говорит он, подчеркивая, что в его задачи не входит сделать Ломоносова «богом всезиждущим» или поставить «истуканом на поклонение обществу». Истина нужна для правильного понимания деятельности Ломоносова, как необходимо было ее присутствие в «Спасской полести», ибо только она могла освободить образ Ломоносова от канонических ложных представлений. А представления эти были очень устойчивы. Гениальный одиночка, выросший в дикой стране, великий поэт, не имевший ни предшественников, ни последователей, — таким выглядит Ломоносов в панегирике А. П. Шувалова 1765 г. Однако уже Шувалов не забыл сказать о благодеяниях, которыми осыпали Ломоносова русские государи: Анна, Елизавета и в особенности Екатерина II.>341> О благодеяниях Елизаветы, Екатерины II, Шуваловых, Воронцовых говорило большинство биографов, в том числе и Веревкин. При всем отличии академической биографии от более ранпей оды Шувалова пессимистический оттенок ей придают якобы сказанные Ломоносовым Штелину предсмертные слова: «К сожалению, вижу теперь, что благие намерения мои исчезнут вместе со мною».>342>
В повествовании Радищева нет ни пессимизма, ни комплиментов в адрес меценатов. Он исключает сентиментальные рассказы
Штелина — Веревкина о том, как плакал и молился Ломоносов, попав в Москву, приключенческую новеллу о вербовке в рекруты и многое другое, но зато как бы заново проходит со своим героем тернистый путь: видит метания гениального юноши в поисках знаний, испытывает трудности, изучая языки, спускается с ним в рудники Фрейберга. Оп показывает значение человеческой воли, настойчивости в достижении задуманного — те индивидуальные черты, которые в соединении с необычайной одаренностью помогли сыну помора преодолеть неблагоприятные обстоятельства и превратиться в великого ученого.
Позднее, в «Сокращенном повествовании о приобретении Сибири» Радищев назовет те же черты характера национальными качествами русского народа: «Твердость в предприятиях, неутомимость в исполнении суть качества, отличающие парод российский» (II, 146—147).
«Твердость в предприятиях, неутомимость в исполнении» Радищев раскрывает на примере жизни-подвига Ломоносова. Прослеживая шаг за шагом биографию великого человека, он разрушает представление о Ломоносове как чудом появившемся одиночке, поддержапном лишь монархами и меценатами. Перед читателем возникает образ гениального человека, вышедшего из «среды народный» и кровно связанного с нею. Радищев не говорит прямо о деятельности Ломоносова как о результате петровских реформ, вернее — не распространяется на эту тему, но помнит о них. Предшественники Ломоносова в прозе писали так, как можно было писать «до сообщения Россиян с народами европейскими» (I, 390). В прямую связь с общим прогрессом России поставлен такой, казалось бы, сугубо индивидуальный успех Ломоносова, как ода па взятие Хотина. Она является доказательством, что, «когда народ направлен единожды к усовершенствованию, он ко славе идет не одной тропинкою, но многими стезями вдруг» (I, 385).
