Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [90]

Шрифт
Интервал

> О многом он мог слышать от Барсова. Ему самому пришлось присутствовать при споре Г.-Ф. Миллера и И. И. Мелиссино, когда Миллер доказывал подражательный характер поэзии Ломоносова.>327>

Всем врагам Ломоносова автор «Слова» грозит судом потомства: «А вы, живые, завидующие славе мертвого, не будьте соперники Ломоносова, будьте подражатели его. Уже наступает тот час, где будет судить его справедливое потомство. Зависть не будет в состоянии затмевать заслуги его. Вотще восстанете вы против его, падение ваше посрамит вас, потомство презрит усилия ваши, а достоинство будет жить во веки».>328>

«Слово похвальное» Муравьева было последним значительным произведением, посвященным памяти Ломоносова,. к моменту, когда Радищев начал писать свое «Слово», ибо биография, приложенная к «Собранию разных сочинений» Ломоносова 1778 г., была перепечатана из «Опыта» Новикова.>329>

Работа над «Письмом к другу, жительствующему в Тобольске» и одой «Вольность» в начале 80-х годов, а затем над основным текстом «Путешествия из Петербурга в Москву» отвлекла Радищева на некоторое время от образа Ломоносова.

В 1783 г. по инициативе президента Российской Академии Е. Р. Дашковой (племянницы М. И. Воронцова, воздвигнувшего памятник Ломоносову) началась подготовка полного собрания сочинений основоположника русской поэзии. За дополнительными биографическими сведениями Дашкова обратилась к академику Я. Штелину, который много лет проработал с Ломоносовым и был автором латинского текста на надгробном памятнике поэту. Свои материалы Штелин озаглавил «Черты и анекдоты для биографии Ломоносова, взятые с его собственных слов Штелиным».>330>

Когда были написаны «Черты и анекдоты», неясно. Проходящее в них от названия до последних строк желание подчеркнуть дружескую близость к Ломоносову отсутствует в «Записке» Шге-лина, намечающей хронологический ход развития русской литературы до 1763 г.>331> Крайняя сухость оценки Ломоносова в «Записке» сменяется откровенной неприязнью в заметках «О моза-нке».>332> Недоброжелателен и набросок, принятый за проект похвального слова Ломоносову.>333> Замечания: — «мужиковат»; «с низшими и в семействе суров; желал возвыситься, равных презирал», напоминания о «сатирах на духовных», о преследовании Тредиаковского мало похожи не только на похвальное слово, но и ira простое дружеское воспоминание. И только когда прошли годы, когда «широкие круги передовых людей поняли, что Ломоносов — это залог дальнейшего неустанного и глубокого развития отечественной науки, отечественного искусства и государственного гения»,>334> Штелин изменил позицию, и в 80-е годы передал «Черты и анекдоты» Дашковой, составив их, по-видимому, на основании старых записей, но придав соответствующий тон.>335>

Многое запутали записки Штелина, по дело не в отдельных ошибках, естественных для мемуаров, а в основном пафосе «Черт и анекдотов». Деятельности Ломоносова в Академии наук посвящено пятнадцать строк. О поэзии говорится больше, но на первый план выдвинута мысль о заимствованном характере ломоносовской реформы стихосложения и оды на взятие Хотипа. «В особенности любил он стихотворения Гюнтера и знал их почти наизусть. По тому же размеру стал он сочинять русские стихи. Первым его опытом в этом роде (в 1739 г.) была торжественная ода на взятие Очакова ... Мы были очень удивлены таким, еще небывалым в русском языке размером стихов и нашли, между прочим, что эта ода написана в ггонтеровом размере и именно в подражание его знаменитой оде: Eugen ist fort! Ihr Musen nach etc. — и даже целые строфы были из пее переведены».>336>

Таким образом, если Шувалов назвал «подражателем» Сумарокова, то Штелин и его друзья ту же роль отвели Ломоносову.

Единственный метод, принятый Штелиным для возвышения Ломоносова, — унижение Сумарокова. Зная, что вельможам нравилось раздувать вражду между поэтами, зная о немилости к Сумарокову Екатерины II, Штелии с удовольствием пересказывает известные факты, свидетельствующие о вражде поэтов, и, пользуясь тем, что Сумароков уже умер, вводит в записки свой разговор с Сумароковым у гроба Ломоносова.

Штелин был для Сумарокова одной из тех «немецких блох», которые мешают развитию русской культуры. Они враждовали со времен издания «Трудолюбивой пчелы» (1759 г.). Конечно, Сумароков был оскорблен одой Шувалова, но, жалуясь на Шувалова, он не порочил Ломоносова.>337> Конечно, он до конца жизни пытался доказать свою независимость от Ломоносова и не соглашался с некоторыми принципами его поэзии. Но все же он не снял восторженную характеристику «Эпистолы» 1748 г. из издания своих сочинений в 1774 г. Он писал, что «истинную честь российскому Парнасу» приносят только имена Ломоносова и Поповского. «Воспомянем его (Ломоносова,—Л. К.) с воздыханием, подобно как творца „Тилемахиды“ со смехом, и утвердим тако: что г. Ломоносов толико отстоит от Тредиаковского, как небо от ада», — воскликнул Сумароков в статье «О стопосложепии».>338>

О коль ватага здесь Прадонова числа Без Ломоносова в России возросла! —

такие слова приписывали Сумарокову его друзья.>339>

Утверждение Штелина, что его «Черты и анекдоты» перепечатаны в первом томе собрания сочинений Ломоносова, неверно.


Еще от автора Павел Наумович Берков
История советского библиофильства

Берков Павел Наумович был профессором литературоведения, членом-корреспондентом Академии наук СССР и очень знающим библиофилом. «История» — третья книга, к сожалению, посмертная. В ней собраны сведения о том, как при Советской власти поднималось массовое «любительское» книголюбие, как решались проблемы первых лет нового государства, как жил книжный мир во время ВОВ и после неё. Пожалуй, и рассказ о советском библиофильстве, и справочник гос. организаций, обществ и людей.Тираж всего 11000 экз., что по советским меркам 1971 года смешно.© afelix.


Рекомендуем почитать
Гоголь и географическое воображение романтизма

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.


Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.


Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.