Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [80]

Понимание и оценка гомеровской поэзии, ее эпического стиля, в те десятилетия XVIII в., когда учился и пробовал свои силы в переводах Ломоносов, совершенно отличны от тех взглядов на Гомера, которые возобладали к концу того же столетия после переворота, произведенного трудами Вуда, Гердера, Лессинга и др., и своего рода открытия Эллады в духе веймарского классицизма. Во времена Ломоносова к Гомеру подходили с позиций французского классицизма, хотя бы и в его готшедовской версии. Вследствие величайшего почтения и похвал, расточаемых римскими поэтами Гомеру — так сказать, по рекомендации римлян — Гомер, конечно, признавался главой всех поэтов, но при ближайшем анализе его поэм эта оценка лишалась почвы. Влиятельным руководством по поэтике вплоть до середины XVIII в. продолжал оставаться трактат Юлия Цезаря Скалигера — или непосредственно в многочисленных переизданиях или через труды других теоретиков, шедших по его следам. В своей «Поэтике» (1561 г.) Скалигер преобразовал описательную поэтику Аристотеля в нормативную.

■ Пятая книга его «Поэтики», озаглавленная «Criticus», содержит сравнение греков с римлянами, Гомера с Вергилием: Скалигер признает величайшую одаренность Гомера (ingenium maximum), но считает, что Гомер не столько мастер, сколько изобретатель этого вида искусства. Поэтому, как замечает Скалигер, нечего удивляться, что у Гомера «наличествует лишь некая идея природы, но не искусство». ^

Подобный же взгляд, но только с обратной оценкой, т. е. то, что у Скалигера считалось отрицательным, будет признаваться положительным, получит через два столетия после Скалигера дальнейшее развитие у англичан и немцев: Гомер — поэт безыскусственный, близкий к природе (Naturdichter), что и составляет его величие и очарование в противоположность Вергилию. У Скалигера, однако, это суждение резко отрицательное: «Насколько велико расстояние между дамой и нелепой простонародной бабёнкой, настолько же божественный муж наш (т. е. Вергилий) превосходит того высочайшего мужа (т. е. Гомера) » («Quantum a plebeia ineptaque muliercula matrona distat, tantum summus ille vir a divino viro nostro superatur»).

Особо следует отметить скалигеровскую оценку такой характернейшей черты эпического стиля, как эпитеты (что скажется и в переводах Ломоносова). 3-я глава V книги «Поэтики» Скалигера посвящена подробному (на 74 страницах) и несколько беспорядочному сопоставлению аналогичных мест из Гомера и Вергилия. При полном непонимании роли украшающих постоянных эпитетов, свойственных народной поэзии и Гомеру, Скалигер возмущается тем, что Ахилл именуется «быстроногим», даже когда он плачет или спит. Эпитеты у Гомера, по мнению Скалигера, часто бывают вялыми, ребячливыми, нелепыми и не на своем месте (Homeri epitheta saepe frigida, aut puerilia, aut locis inepta).

Указанные примеры отрицательного отношения Скалигера к Гомеру не уравновешиваются положительными его отзывами — последние очень редки и своеобразны, например: «речи у Гомера обширны, пространны, приближаются к цицероновским (sic! ) » ,²⁷⁸

У нас в России первым проводником скалигеровского учения был Феофан Прокопович. В своем курсе поэтики, читанном на латинском языке в Киевской Могилянской академии в 1705 г., Феофан признает, что Гомер превзошел всех прочих поэтов дарованием. Однако, назвав Гомера — традиционно — главным из поэтов, Феофан непосредственно вслед за этим сообщает, что Скалигер обнаружил в Гомере много несообразностей, а именно: солнце только от вестника узнало, что его-быки съедены спутниками Улисса, между тем поэты изображают солнце всевидящим; далее, по Гомеру, Венера была ранена рукой смертного, по еще более безобразно то, что Ахилл плачет, рыдает и ищет утешения у своей матери, а в описания битв, где все должно совершаться быстро, Гомер вносит долгие речи. Поэтому Гораций справедливо сказал, что Гомер иной раз дремлет: «Quandoque bonus dormitat H orner us».

Учеником Феофана был Порфирий Крайский, непосредственный учитель Ломоносова, читавший риторику в Славяно-греколатинской академии в 1733/34 учебном году. Сохранилась запись этого курса, сделанная, судя по почерку, вероятно-, самим Ломоносовым.²⁷⁹²⁸⁰ Изложение Крайского ориентировано на римскую литературу: даются примеры из Сенеки, Марциала, Тибулла, Катулла. Неримские авторы привлекаются им редко: Плутарх, но опять-таки в латинском переводе; один раз даже Петрарка. Гомер упомянут наряду с Вергилием, Овидием, Горацием, но примеров из его не приводится.

В своем изложении Крайский опирался на весьма авторитетную уже в течение целого столетия и неоднократно переиздававшуюся риторику Коссэна (Nicolas Caussin), в латинизированной форме — Кауссина (Caussinus, 1580—1651),⁹ иезуита, преподавателя словесности в Руане и Париже, королевского духовника, враждовавшего с Ришелье и изгнанного вследствие этого из Парижа. Крайский называет Коссэна в главе об амплификации. Таким образом, внимание Ломоносова к книге Коссэна могло быть привлечено еще в Академии. Находясь за границей, Ломоносов имел уже собственный экземпляр этого трактата; так, 7 апреля 1741 г. Ломоносов писал из Марбурга своему товарищу Д. И. Виноградову: «Monsieur! .. ich bitte .. . Nicolai Gaussini Rhetoricam.. .».