Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [79]

Шрифт
Интервал

Свежесть, простота подхода к природе, доверие к ней, умение прислушаться к ее голосу, конкретность и осязательность представлений, стремление постичь истину посредством простых й последовательных рассуждений в сочетании с живым опытом и ясным экспериментом роднят Ломоносова с представителями античной науки. «Всеобщая связь явлений природы не доказывается в подробностях, — говорит Энгельс об античной философии, — она является для греков результатом непосредственного созерцания. В этом недостаток греческой философии, из-за которого она.должна была впоследствии уступить место другим воззрениям. Но в этом же заключается и ее превосходство над всеми ее позднейшими метафизическими противниками».>271> Преимуществом Ломоносова было то, что он как представитель новой науки мог изучать мир в подробностях. Однако дыхание античности, пронесенное через русскую национальную культурно-историческую традицию, живительным образом сказалось на его поэтическом и научном понимании мира.

ЛОМОНОСОВ - ПЕРЕВОДЧИК ГОМЕРА


I


Сведения о Гомере Ломоносов мог иметь еще и до поступления в Славяно-греко-латинскую академию, помимо преподававшейся там словесности, так как он знал и низовую литературу, обращавшуюся в широком читательском кругу. К числу таких народных книг, кроме «Бовы», относились и «Александрии» с их ссылками па Гомера и упоминаниями героев «Илиады» и не менее распространенные Троянские притчи, вёдомые русским грамотеям и книжникам начиная уже с XIV в. Несколько позднее стала на Руси популярным чтением и переведенная с латинского повесть о Трое Гвидо де Колумна. В Петровскую эпоху она была одной из первых печатных книг: «История о разорении града Трои» 1709 г. (многочисленные переиздания, ближайшее по времени к Ломоносову—1717 г.). Невозможно допустить, чтобы Ломопосов в свои юные годы прошел мимо этой книги. Но от легкого, развлекательного чтения до переводов из Гомера ему надо было пройти долгий путь, через приобщение к образованности своей эпохи и через усвоепие ее языка. В бытность Ломоносова в Академии греческий язык там не преподавался, и Ломоносов мог познакомиться с ним лишь через переводчиков, посещая Печатный двор сверх обязательных занятий в Академии. Так или иначе, но кроме латинского языка, Ломоносов несколько знал по-гречески, паучившись этому языку еще в Москве, до выезда за границу.>1

К 1738 г. относится его первый опыт стихотворного перевода с греческого — из Анакреонта ( «Хвалить хочю Атрид, хочю о кадме петь и т. д.). Сохранился переписанный рукой Ломоносова греческий текст этой оды>272>>273 (кстати сказать, единственный связный греческий текст, дошедший до нас от него). Сравни-

тельно с помещенным там же латинским текстом это не скоропись, буквы скорее нарисованы, чем паписаны (что, может быть, сделано умышленно). Отсутствуют надстрочные значки ударений и придыханий. Ломоносов выписал данный текст из статьи Готшеда «Versuch einer Übersetzung Anacréon in reimlose Verse», где он напечатан также без ударений и, в общем, без придыханий.>274>>275

Руководимый Готшедом журнал, где напечатана данная статья, неровен в этом отношении: в том же номере, на стр. 87, греческие слова даны с ударениями и придыханиями. В последующие годы наблюдается то же самое.

Анакреонтическое стихотворение, и без того очень легкое по языку, сопровождалось в статье Готшеда, кроме немецкого перевода, еще латинским метрическим, двумя французскими переводами, английским, итальянским, а в дополнении к этой статье еще и старинным (1597 г.) латинским, тоническим и без рифм.>1 Все это могло служить пособием Ломоносову при его переводе 1738 г. К этой же оде он вернулся вторично, около 1761 г., дав окончательный вариант, с введением рифм, вопреки установкам Готшеда. В этой редакции исчез родительный падеж «Атрид» (словно от существительного женского рода: «хвалить хочу Атрид»), бывший первоначально, и имя «Кадм» дано уже с заглавной буквы. Таким образом, Ломоносов, переводя из Анакреонта, имел перед собой и греческий подлинник, и разъяснительную статью Готшеда, и семь переводов на другие языки, — из всего этого возникло одно из самых изящных стихотворений Ломоносова, рифмованное, вопреки и подлиннику и взглядам Готшеда. Русский же перевод Анакреонта, сделанный Кантемиром в 1736 г., нерифмованный, но и не размером подлинника, оставался в рукописи,>276> к 1743 г. готовой для подношения императрице через И. И. Шувалова. Быть может, именно у него Ломоносов имел случай ознакомиться с этим переводом, в противовес которому и ввел рифмовку в свой позднейший второй вариант перевода. Во всяком случае интересно, что в набросках филологических исследований имеются у Ломоносова и такие пункты: «3. Рифмы. Анакреон. .. 5. Кантемир» — без всякого, правда, дальнейшего пояснения.>277>

II


В понимании характера и стиля анакреонтической поэзии для переводчика — дли подражателя — не встречалось тогда затруднений: Анакреонт — т. е. сборник нозднеаптичных и даже византийских стихотворений, приписанных лирику VI в. до н. э., от которого на самом деле дошло очень мало и который был автором не только «анакреонтических» стишков, но и гимнов богам и элегий — легко входил в русло «легкой поэзии» XVIII в., надо было только преодолеть неприспособленность русского языка той эпохи к передаче такого «салонного» жанра. Опыт анакреонтических стихотворений не мог служить пропедевтикой к переводу Гомера.


Еще от автора Павел Наумович Берков
История советского библиофильства

Берков Павел Наумович был профессором литературоведения, членом-корреспондентом Академии наук СССР и очень знающим библиофилом. «История» — третья книга, к сожалению, посмертная. В ней собраны сведения о том, как при Советской власти поднималось массовое «любительское» книголюбие, как решались проблемы первых лет нового государства, как жил книжный мир во время ВОВ и после неё. Пожалуй, и рассказ о советском библиофильстве, и справочник гос. организаций, обществ и людей.Тираж всего 11000 экз., что по советским меркам 1971 года смешно.© afelix.


Рекомендуем почитать
Гоголь и географическое воображение романтизма

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.


Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.


Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.