Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [8]
20 января того же года в заседании Конференции, на котором присутствовал и Ломоносов, Штрубе де Пирмонт довел это распоряжение Канцелярии до сведения академиков. Последние заявили, что, насколько им известно, ни в Библиотеке Академии паук, пи в ее Книжной лавке нет никаких новых книг по их специальности, вышедших в предшествующем году; поэтому, для того чтобы можно было исполнить предписание Канцелярии, они просят сообщить им о недавно изданных за рубежом книгах, находящихся в Академической книжной лавке, если таковые есть, а впредь такие книги незамедлительно должны быть выписываемы и каталог их должен быть сообщен академикам с теми книгами, о которых шла речь выше.>33>
Исполняя постановление Конференции академиков, Штрубе де Пирмонт через несколько дней (26 января 1749 г.) подал в Академическую канцелярию репорт, в котором не совсем точно изложил принятое решение: «На помянутый указ, объявленный мною всему собранию академиков, господа присутствующие ответствовали, что в прошлом 1748 году никакие до их наук касающиеся книги, сколько они о том известны, в Библиотеку не внесены и ныне в Книжной лавке не имеются. А дабы впредь исполнение по вышеписанному указу чинено было, то оные господа желают, чтобы новоизданные в чужих государствах книги, которые в Книжной лавке не находятся, им объявлены были и впредь без укоснения выписываны и каталоги бы оных им сообщались».>11 «Таким образом помянутые господа академики, — заканчивает своей репорт конференц-секретарь, — по академическому регламенту с охотою исполнять будут».>34>>35
Так как каталога академический магазин не имел и не мог представить академикам списков вышедших в 1748 г. книг, И. Д. Шумахер на следующий же день (27 января 1749 г.) в ответ на репорт Штрубе де Пирмоита предписал объявить академикам, «дабы каждый из них подал в Канцелярию реэстр книгам, какие кто в лейпцигских Ученых ведомостях, в геттингских, в гамбургских Свободных рассуждениях и в гамбургском Корреспонденте в 1746-м, 747-м и 748-м годах к своей науке за потребные признали и почитают, после чего в книжной лавке велено будет немедленно оные на первых кораблях сего лета из-за моря выписывать».>36>
В дальнейшей документации «Материалов для истории императорской Академии наук» сохранилось письмо сапкг-цетербург-ского почт-директора И. Аша от 16 июля 1749 г., являющееся ответом на недошедшее до нас письмо И. Д. Шумахера от 6 июля того же года; из письма Аша явствует, что Академия препроводила ему реестр иностранных книг для выписки их из разных чужестранных земель, а именно из Италии, Франции, Англии, Голландии и пр.>37> Нет сомнения, что посланный Ашу реестр и представлял сводку заявок, поданных академиками.
Однако было бы неверно предполагать, что дошедший до нас второй архивный список и есть тот самый, который был подан Ломоносовым в мае—июне 1749 г. в Канцелярию Академии для отсылки почт-директору Ашу. Так как письмо последнему было цитировано 6 июля 1749 г., а во втором архивном перечне Ломоносова находится ряд книг, вышедших во второй половине 1749 ;И в 1750 г., то это обстоятельство исключает возможность признать их тождество. Напротив, можно с полной уверенностью предположить, что второй архивный перечень был составлен Ломоносовым в 1750 г. как продолжение аналогичного списка предшествующего года, т. е. что это был список книг, выписать которые для Библиотеки Академии наук предлагал Ломоносов в 1750—1751 гг.
Кроме того, первый архивный список и второй «перечень Пекарского» оформлены в алфавитном порядке, очевидно, в соответствии с чьими-то требованиями. Так как мы теперь знаем, что речь идет о выписке книг из-за границы для Библиотеки Академии наук, то мы можем предположить, что алфавитный порядок в библиографических списках, очевидно, соблюдался для облегчения работы при составлении сводной заявки всех академиков. Так как во втором архивном списке и в первом «перечне Пекарского» не соблюден алфавитный порядок, мы имеем все основания считать их предварительными библиографическими материалами Ломоносова, из которых он потом отбирал меньшее количество названий для включения в окончательный заказ на иностранные книги.
Следовательно, все эти четыре списка содержат книги, которые почему-либо заинтересовали Ломоносова, которые он либо считал нужным выписать из-за границы, либо действительно выписал, — эти книжные перечни характеризуют круг научных и литературных интересов Ломоносова.
Рассуждая по аналогии, можно было бы предположить, что не только второй архивный, но и остальные библиографические списки, сделанные Ломоносовым, были изготовлены им в тех же целях, т. е. как материал для общеакадемической выписки иностранных книг. Однако такое предположение опровергается следующими данными.
В числе документов, представленных Академической книжной лавкой в Канцелярию Академии наук после смерти Ломоносова, есть один, датированный 10 апреля 1765 г. и озаглавленный (по-немецки): «Покойный статский советник Ломоносов получил из Академической книжной лавки следующие книги».>38> Другой счет с датой 23 марта 1766 г. не имеет названия и начинается словами: «г-н статский советник Ломоносов получил», вслед за чем идет счет (начиная с мая 1754 по апрель 1765 г.) книгам, также полученным Ломоносовым из той же Академической книжной лавки.
Берков Павел Наумович был профессором литературоведения, членом-корреспондентом Академии наук СССР и очень знающим библиофилом. «История» — третья книга, к сожалению, посмертная. В ней собраны сведения о том, как при Советской власти поднималось массовое «любительское» книголюбие, как решались проблемы первых лет нового государства, как жил книжный мир во время ВОВ и после неё. Пожалуй, и рассказ о советском библиофильстве, и справочник гос. организаций, обществ и людей.Тираж всего 11000 экз., что по советским меркам 1971 года смешно.© afelix.
Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.