Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [6]
Речь идет о нескольких библиографических списках, составленных Ломоносовым в разное время и содержащих то более подробные, то краткие заглавия книг и журналов. Для каких целей были сделаны им эти записи, какое отношение имеют они к литературным и научным занятиям Ломоносова — эти вопросы никто не ставил.>23>
Между тем эти библиографические перечни — вместе с отчетами Ломоносова о покупке книг в Марбурге, а также с материалами о книгах, которые он брал в Академической библиотеке, покупал в Академической книжной лавке и давал для изготовления переплетов в Академическую типографию, — представляют источник, исключительно богатый и важный.
Поэтому, прежде чем мы обратимся к непосредственной теме настоящей работы, нам необходимо предварительно заняться рассмотрением источников для нее.
Около ста лет назад, во время Ломоносовского юбилея 1865 г. и вскоре после него, разными авторами был опубликован ряд ма- >24> терпалов из фондов Архива Академии наук XVIII в. Среди этих материалов было несколько перечней книг, принадлежавших Ломоносову или по каким-то причинам библиографически описанных им. В хронологической последовательности это были:
1) «Реестр книгам приобретенным по сегодняшний день», датированный 15 октября 1738 г.;>25>
2) четыре недатированных перечня, из которых два были использованы А. С. Будиловичем для книги «Ломоносов как писатель», не будучи перепечатаны в форме документа,>26> и два опубликованы П. П. Пекарским в его «Истории императорской Академии наук в Петербурге»; >27>
3) три счета Академической книжной лавки и счет Академической типографии, представленные после смерти Ломоносова в Канцелярию Академии наук, за приобретенные книги и за изготовление переплетов.>28>
Вместе с известными уже упоминаниями «древних» (античных) и «новых» (европейских) писателей в произведениях Ломоносова эти библиографические записи дают нам возможность представить себе по-новому литературную осведомленность поэта и хотя бы приблизительно определить широту его литературных интересов.
Дошедшие до нас библиографические материалы фрагментарны, случайны, охватывают далеко не весь жизненный и творческий путь Ломоносова и поэтому во многом оставляют нас неудовлетворенными, но и то, что удается извлечь из этих книжных перечней, содержит много неожиданного, полно захватывающего интереса и открывает аспекты в толковании его поэтической позиции.
Наиболее важными для нас источниками являются четыре недатированных списка иностранных книг, писанные рукой Ломоносова и упомянутые выше (пункт 2). Два из них, как уже указано, до сих пор полностью не опубликованы.>29> Все четыре списка хранятся в Архиве Академии наук СССР и находятся на разных местах одного и того же тома переплетенных рукописей Ломоносова.
Как будет показано ниже, реальная хронология этих списков иная, чем та, которая получается, если отправляться от случайного местонахождения их в томе ломоносовских рукописей. Однако нам приходится пока считаться с этим фактом, и мы обозначаем каждый из интересующих нас перечней так: 1) первый архивный список (шифр: ф. 20, on. 1, № 3, л. 279) ; 2) второй архивный список (шифр: ф. 20, on. 1, № 3, лл. 297—301); 3) первый «перечень Пекарского» (третий архивный список) (шифр: ф. 20, on. 1, № 3, лл. 344—347); 4) второй «перечень Пекарского» (четвертый архивный список) (шифр: ф. 20, on. 1, № 3, лл. 348-349).
Первый архивный список состоит из тринадцати книжпых названий, расположенных в алфавитном порядке. В отличие от следующего перечня, в котором описания сделаны в соответствии с принятыми в середине ХУIII в. библиографическими правилами, в первом архивном списке приводится либо название книги («Bibliotheca poetarum Polonorum»), либо фамилия автора с названием произведения («Oweni epigrammata»), либо, наконец, только имя автора («Tacitus»). Никаких выходных данных (места и года издания) нет. Включенные в этот перечень книги имеют разную датировку, устанавливаемую по библиографическим источникам, — от XVI в. до 1760 или 1761 г.>30> Следовательно, он был составлен в начале 1760-х годов.
Второй архивный список начинается с записи № 15 («Мешо-rie di varia eruditione délia Societa Colombaria Fiorentina vol. I in 4. 2. Alph. Florentz ad insigne Apollinis»); это означает, что первый лист его утрачен. Здесь книги описаны более подробно, чем в первом архивном списке, но опять-таки без дат. По библиографическим пособиям устанавливается, что в этом списке нет ни одной книги, вышедшей позднее 1750 г. То обстоятельство, что первый архивный список состоит из тринадцати номеров, а второй начинается с пятнадцатого (который, при желании, можно признать «ошибочно пятнадцатым, а на самом деле четырнадцатым»), все же не позволяет считать их единым-документом, случайно переплетенным в разных местах: и по бумаге, и по почерку, и по разной датировке входящих в них книг, и по разному принципу оформления (алфавитному в первом и бессистемному
во втором) видно, что это совсем разные документы. Кончается; он записью под № 72, и если отбросить четырнадцать не дошедших до нас записей, находившихся на утраченном листе, и прибавить одиннадцать повторяющихся, в нем оказывается 69 записей.
Берков Павел Наумович был профессором литературоведения, членом-корреспондентом Академии наук СССР и очень знающим библиофилом. «История» — третья книга, к сожалению, посмертная. В ней собраны сведения о том, как при Советской власти поднималось массовое «любительское» книголюбие, как решались проблемы первых лет нового государства, как жил книжный мир во время ВОВ и после неё. Пожалуй, и рассказ о советском библиофильстве, и справочник гос. организаций, обществ и людей.Тираж всего 11000 экз., что по советским меркам 1971 года смешно.© afelix.
Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.