Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [10]

¹⁷ Исключение составлял парижский «Journal des Sçavans», или, какой потом назывался, «Journal des Savants».

¹⁸ При переплетении годового комплекта журнала эта статья помещалась в начале книги; обычно она называлась «Предисловие» к такому-то году.

в целом. Это придавало рецензиям таких журналов, как парижский «Дневник ученых», «Лейпцигские ученые ведомости» и «Геттингенские ученые ведомости», а отчасти и других, значение непререкаемого, окончательного приговора над книгой и писателем.⁴⁰⁴¹⁴²

Ломоносов, еще со студенческих лет знакомый с немецкими и французскими научными журналами, привык с доверием относиться к подобным рецензиям.

Несколько позднее, в рассуждении «О качествах стихотворца» (1755) Ломоносов высказал свое мнение о значении критических рецензий. Отметив, что в новейшие времена чрезвычайно умножилось количество писателей и книг, которые могут принести вред, Ломоносов продолжает: «Опасность сия отвергается одним тем только способом, когда помогать нам будут особливые писатели, которые различать станут добрых авторов от худых и покажут путь к забвению одних, а к припамятованшо других». Ломоносов считает, что «разбор писателей есть наилучший и безопаснейший способ быть ученым человеком и он потребен для всякой особно в свете науки и для всякого склонность имеющего человека к наукам».

Насколько близка была Ломоносову мысль о важности журнальной научно-информационной и критической библиографии видно из другой его статьи, написанной в том же 1755 г. В «Рассуждении об обязанностях журналистов при изложении ими сочинений, предназначенном для поддержания свободы философии» Ломоносов с удовлетворением отмечает, что для противостояния субъективным, непродуманным и ошибочным суждениям отдельных писателей «образовались общества ученых и были учреждены своего рода трибуналы для оценки сочинений и воздаяния должного каждому автору согласно строжайшим правилам естественного права». «Вот откуда, — продолжает Ломоносов, — произошли как академии, так — равным образом — и объединения, ведающие изданием журналов». Охарактеризовав значение академий как учреждений, подвергающих намеченные к печати труды предварительному внимательному и строгому разбору, предупреждающему заблуждения и сознательные искажения истины, Ломоносов пишет: «Что же касается журналов, то их обязанность состоит в том, чтобы давать ясные и верные краткие изложения содержания появляющихся сочинений, иногда с добавлением справедливого суждения либо по существу дела, либо о некоторых подробностях выполнения. Цель и польза извлечений состоит в том, чтобы быстрее распространять в республике наук сведения о книгах». Далее Ломоносов с огорчением констатирует, что появилось много журналистов, недостаточно подготовленных для критической деятельности, но подстрекаемых голодом и рассуждающих и судящих о том, чего они совсем не понимают. Огорчает его также и то, что число журналов увеличилось до чрезвычайности. «Поэтому, — заключает Ломоносов, — здравомыслящие читатели охотно пользуются теми из журналов, которые признаны лучшими, и оставляют без внимания все жалкие компиляции, в которых только списывается и часто коверкается то, что уже сказано другими, или такие, вся заслуга которых в том, чтобы неумеренно и без всякой сдержки изливать желчь и яд».⁴³

Имея столь высокое теоретическое представление о значении журнальных рецензий, Ломоносов и на практике отдавал должное отзывам о научной литературе, помещавшимся в таких органах, как «Лейпцигские ученые ведомости» и «Геттингенские ученые ведомости». Эти авторитетные издания были для Ломоносова источниками постоянной библиографической информации, из них он черпал данные для последующего, более подробного знакомства с заинтересовавшей его литературой.

Впрочем, по-видимому, источники его библиографической информации не оставались на протяжении всего времени неизменными. Так, в первом «перечне Пекарского» тридцать восемь названий подряд (73—110) взяты из какого-то французского источника, вероятно из «Journal des Savants».

Просмотр всех дошедших до нас библиографических списков, писанных рукой Ломоносова, показывает, что он в одинаковой мере отмечал книги на латинском, немецком, французском, английском, итальянском и польском языках. Обращает на себя внимание то, что и в первом и во втором «перечнях Пекарского» указаны «Испанская грамматика» и «Испанский секретарь» Собрино. Это дает основание предположить, что в начале 1760-х годов Ломоносов имел намерение изучать испанский язык.

Может быть, в связи с этим находится предшествующий первому «перечню Пекарского» список грамматик и других пособий дня изучения языков: здесь, после португальской грамматики, названа «ишпанская», затем — лексикон и прибавлено «Epopeja».⁴⁴

Внимательное изучение библиографических материалов Ломоносова несомненно очень расширит представления о нем во многих отношениях. Мы ограничимся сейчас только разделом литературным.

III

Мы, к сожалению, не знаем и едва ли когда-нибудь узнаем, какие книги по литературе были затребованы Ломоносовым в первую академическую выписку 1749 г. Зато, благодаря сохранившемуся второму архивному списку, нам известно, что среди 69 названий, перечисленных в нем, около пятнадцати может быть отнесено к разделу литературы и истории литературы.