Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [12]
Затем рецензент продолжает: «Г-н Джедс показывает, как построены диалоги Платона, в которых он оспаривает что-либо. Автор утверждает, что во всех диалогах Платона есть большая связанность, чем это принято думать; для доказательства этого он анализирует каждый диалог. Предлагаемое Варбуртопом деление последних па эксотерические и эсотерические он подвергает рассмотрению и отказывается признать правильным. Отсюда он делает заключение, что Платон не верит в загробные награды и наказания. Затем Джедс устанавливает, как и в чем Платон под-дражает Гомеру. В двух последних главах говорится о том, что Платон в свою очередь стал образцом, а Демосфен и Лонгин подражали ему».>48>
Совершенно ясно, что книга Джедса заинтересовала Ломоносова своим содержанием, очень близким к его собственным литературным взглядам, выраженным в «Кратком руководстве к красноречию» (1748) и позднейшем «Предисловии о пользе книг церьковных в российском языке», где изложена теория трех штилей. .
Вместе с тем не следует думать, что интерес Ломоносова к новым книгам по античной литературе имел исключительно «утилитарный» характер, т. е. был продиктован соображениями о конкретной пользе этих изданий в - качестве поддержки его собственных взглядов. Иногда мы встречаемся с названиями книг и рецензиями на них, которые показывают, что Ломоносова могло привлечь новое, неизвестное ему, фактическое содержание того или иного труда, что его «интерес» имел в подобных случаях познавательный характер. Так, по-видимому, обстояло дело с занесенной во второй архивный список под № 48 книгой «Заметки о достойном памяти открытии древнего города Геркуланума» (1750),>49> в которой были впервые изложены сведения о раскопках, производившихся в 1748 г. в деревне Резина, вблизи Неаполя. Может быть, помимо историко-бытового и археологического материала, находящегося в «Заметках», Ломоносова привлекли содержащиеся в конце рецензии указания на обнаруженные этрусские надписи; приведенный рецензентом этрусский текст с его латинской дешифровкой мог заинтересовать Ломоносова со стороны истории латинского языка.>50>
Однако, как велик ни был интерес Ломоносова к античности, к «древним», не меньшее внимание уделял он «новым», т. е. европейской культуре со времени Возрождения. При этом можно> заметить, что, несмотря па то, что он превосходно владел немецким и хорошо французским языком, он, пожалуй, больше книг выписывал на итальянском языке. По крайней мере в начале’ 1750-х годов: из четырнадцати книг второго архивного списка, посвященных литературе и истории культуры, четыре итальянских.
Отмеченное нами обстоятельство не случайно: итальянская поэзия в первой половине XVIII в. занимала в Европе едва ли не первое место, итальянский язык был более распространен при европейских дворах в то время, пожалуй, чем французский, придворная итальянская опера считалась тогда чем-то абсолютно необходимым для полноты политического престижа даже небольших государств.>51> Чисто внешним показателем высокого положения итальянской литературы в то время является то, что в упомянутых выше годовых обзорах («Предисловиях») в «Лейпцигских ученых ведомостях», как и в «Геттингенских», итальянская поэзия всегда рассматривалась первой среди прочих.
Этим положением итальянского языка и литературы, очевидно, надо объяснить тот факт, что Ломоносов еще в Марбурге купил популярную грамматику Венерони и по ней изучил итальянский язык. В дальнейшем, по приезде в Россию, он продолжал следить за итальянской литературой и наукой.
На первом месте среди книг по итальянской литературе должно поставить «Стихотворения» Франчески Петрарки.>52>Об этом новом издании Ломоносов узнал из коротенькой рецензии, помещенной в «Геттингенских ученых ведомостях» за 1750 г. Что именно этот журнал был источником его информации в данном случае, видно из того, что в своей записи во втором архивном списке (№ 46) Ломоносов точно повторяет название книги, приведенное в «Геттингенских ученых ведомостях»; в «Лейпцигских ученых ведомостях» рецензии на «Стихотворения» Петрарки не было; а доказательством того, что сведения о данной книге были почерпнуты Ломоносовым из немецкого источника, является пометка издателя: «bey Pagani». Вот эта небольшая рецензия:
«Книгопродавец Пагани продает „Стихотворения Мес-сира Франческо Петрарки, проверенные и исправленные по лучшим рукописям и сопровожденные разночтениями и новой биографией автора. 1748. 348 стр., в 8 долю, не считая предисловия и биографии, занимающих 53 стр.“. Этим изданием мы обязаны трудолюбию г. Луиджи Бандини. В написанной им новой биографии Петрарки находится много сведений, которые мы напрасно стали бы искать в других местах. В ряде случаев издатель исправил текст и присоединил разночтения по нескольким старым рукописям».>53>
Имя Петрарки ни разу не встречается в произведениях, письмах и бумагах Ломоносова. Выписка им этой книги свидетельствует о том, что, по всей вероятности, имя великого гуманиста был ранее известно Ломоносову и что он желал подробнее познакомиться с творчеством и биографией Петрарки.
Под № 43 во втором архивном списке Ломоносов сделал следующую запись: «Tyrrhi Greopolitae de Jesu infante odae Ana-creonticae cum italis interpretationibus aliorum Arcadum. Romae, bey Pagliarini,. in gro/1 8» («Анакреонтические оды о младенце Иисусе Тирра Креополитянина, с итальянскими комментариями других аркадцев. Рим, Пальярини, в большую 8 долю»). Сведения об этой книге Ломоносов нашел в рецензии, помещенной
Берков Павел Наумович был профессором литературоведения, членом-корреспондентом Академии наук СССР и очень знающим библиофилом. «История» — третья книга, к сожалению, посмертная. В ней собраны сведения о том, как при Советской власти поднималось массовое «любительское» книголюбие, как решались проблемы первых лет нового государства, как жил книжный мир во время ВОВ и после неё. Пожалуй, и рассказ о советском библиофильстве, и справочник гос. организаций, обществ и людей.Тираж всего 11000 экз., что по советским меркам 1971 года смешно.© afelix.
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.