Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [13]
в № 22 «Лейпцигских ученых ведомостей» за 1748 г. Копируя название данного издания, он опустил после имени Тирры Крео-политянина буквы «P. A.» («Pastoris Arcadi» — «аркадского
пастушка») и фразу, идущую после основного описания: «Accedunt diversi generis Carminé ejusdem Auctoris» («С прибавлением стихотворений того же автора в разных жанрах»),
В лице Тирра Креополитянина мы встречаемся с автором, совершенно забытым и едва ли широко известным при жизни за пределами Италии.>31 Настоящее его имя было Джузеппе Карпани (1G83—1765); он был иезуитом и состоял членом «Аркадской академии» («Accademia degli Arcadi»), Это литературное общество, основанное в 1690 г. адвокатом Дж.-В. Травиной и писателем Дж.-М. Крешимбени, ставило своею целью противодействовать пользовавшемуся большим успехом в тогдашней итальянской литературе прециозно-барочному стилю, так называемому «маринизму», или «маньеризму». Стремясь возвратиться к античной простоте и изяществу стиля, Травина и Крешимбени избрали, однако, для своего общества формы совершенно барочные: они и их единомышленники назвали себя «аркадскими пастухами», каждый выбрал себе греческое пастушеское имя, первое время их собрания происходили в садах или в сельских местностях. В противоположность аристократическому характеру маринизма и литературных академий, пропагандировавших это направление, аркадцы с самого начала подчеркивали свой демократизм, выразившийся прежде всего в отсутствии громоздкого правления: во главе их был один только «страж», носивший латинское название «кустода» и избиравшийся на «олимпиаду» (четыре года). Крешимбени до конца дней постоянно переизбирался «кустодом». Постепенно «Аркадская академия» утрачивала свой первоначальный характер и становилась уже не литературным, а научным обществом.
В первые десятилетия своей деятельности аркадцы сыграли положительную роль в итальянской и отчасти европейской литературе, пропагандируя «обращение к природе» и отказ от вычурности и любви к эффектам, столь характерных для маньеризма. Нередко они сознательно обращались к сюжетам, обработанным самим Марини или его последователями. Так, «анакреонтические оды о младенце Иисусе» Тирра Креополи-тяшша написаны на ту же тему, что и поэма Марини «Избиение невинных вифлеемских младенцев». Делалось это с целью показать, что простота стиля, отказ от знаменитых «кончетти» (замысловатых и неожиданных образов, сравнений и эпитетов) может вести к созданию подлинно поэтических произведений. >54>>55
Однако «пасторальность» возобладала в «Аркадской академии» и явилась причиной упадка литературного влияния этого общества. Произошло это вскоре после смертй Крешимбени, в начале 1730-х годов.
Что же могло остановить внимание Ломоносова на книге Тирра Креополитянина, одно заглавие которой показывает, что ее тематика далека от его литературных интересов? Мы знаем, что Ломоносов относился отрицательно к итальянскому маньеризму и в своем «Кратком руководстве к красноречию» (1748 г.) рекомендовал учащимся не следовать «нынешним италианским авторам, которые, силясь писать всегда витиевато и не пропустить ни единой строки без острой мысли, нередко завираются» (§ 130). Какие же причины заставили Ломоносова через два-три года после выхода в свет его руководства по риторике, содержащего только что цитированную точку зрения, выписать из-за границы «анакреонтические оды о младенце Иисусе» «аркадского пастуха» Тирра Креополитянина? Ответ — скорее всего вероятный, а не безусловный — мы находим в рецепзпи на эту книгу в «Лейпцигских ученых ведомостях».
Рецензия эта оформлена в качестве корреспонденции из Рима и звучит следующим образом: «В издательстве Пальярини вышли в свет „Анакреонтические оды о младенце Иисусе Тирра Креополитянина, а[ркадского] п[астуха], с итальянскими комментариями других аркадцев. С прибавлением стихотворений того же автора в разных жанрах, в 8 долю, 174 стр.“. Под именем Тирра Креополитянина скрывается о. Джузеппе Карпани, иезуит, взявший этот псевдоним в обществе аркадских пастухов, в котором он прочитал большую часть публикуемых стихотворений. Вообще же он известен своими шестью трагедиями на латинском языке, которые около четырех лет назад были напечатаны в Риме и имели большой успех, о чем мы упоминали в нашем журнале. В посвящении о. Франциску делла Нунциата автор объясняет, что заставило его воспеть именно детство Христа. В двадцати восьми песнях поэмы встречаются отличные мысли и изысканные выражения, столь уместные в анакреонтических песнях; они написаны ни слишком низким, ни слишком возвышенным стилем, и как раз это заставило аркадских пастухов на несколько ладов перевести их на итальянский язык. Вслед за этими песнопениями идут три небольших стихотворения: „Согласие поэзии и законов>11, „По вине некоторых поэтов не ценят поэзии>11 и „Пророчество Альбунеи, тибуртинской Сивиллы>11. Сборник завершают пятьдесят четыре эпиграммы, среди которых вы не встретите ни безделушек, ни натянутых острот, но только подлинно остроумные мысли и благородные идеи. В первую очередь из их числа должна быть названа особенно удачная эпиграмма на мир, которым на-
Берков Павел Наумович был профессором литературоведения, членом-корреспондентом Академии наук СССР и очень знающим библиофилом. «История» — третья книга, к сожалению, посмертная. В ней собраны сведения о том, как при Советской власти поднималось массовое «любительское» книголюбие, как решались проблемы первых лет нового государства, как жил книжный мир во время ВОВ и после неё. Пожалуй, и рассказ о советском библиофильстве, и справочник гос. организаций, обществ и людей.Тираж всего 11000 экз., что по советским меркам 1971 года смешно.© afelix.
Тридцатилетний опыт преподавания «Божественной комедии» в самых разных аудиториях — от школьных уроков до лекций для домохозяек — воплотился в этой книге, сразу ставшей в Италии бестселлером. Теперь и у русского читателя есть возможность познакомиться с текстами бесед выдающегося итальянского педагога, мыслителя и писателя Франко Нембрини. «Божественная комедия» — не просто бессмертный средневековый шедевр. Это неустаревающий призыв Данте на все века и ко всем поколениям людей, живущих на земле. Призыв следовать тому высокому предназначению, тому исконному желанию истинного блага, которым наделил человека Господь.
В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.
Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.