Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [69]

После первых и тогда уже робких попыток освободить науку и философию от подчинения теологии вольфианцы не только пришли к полному примирению с нею, но и содействовали ее оживлению, снабжая ее новыми рациональными аргументами. После короткой размолвки, вызванной скорее взаимным непониманием, чем подлинным антагонизмом, вольфианство растворилось в ортодоксии, подготовляя союз немецкого идеализма с религией.

Волна рационализма и просветительства, поднявшаяся вместе с вольфианством, отражала известное поступательное движение. Но вместе с тем вольфианство отражало и общую отсталость и реакционный путь немецкого общественного развития XVIII в.

Историк немецкой литературы Геттнер, указывая на популярность Вольфа в Европе, дает ему убийственную характеристику, когда замечает: «Невольно думаешь при этом об одновременной усердной пропаганде Вольтера и энциклопедистов».^{207 Распространившееся по всей Европе вольфианство объективно противостояло передовым тенденциям идеологического развития — смелому антифеодальному натиску энциклопедистов, материалистической философии и эмпирической науки.208}

III

В своих телеологических рассуждениях (впрочем, как и почти во всем) Вольф не был оригинален. В огромном потоке сочинений, посвященных вопросам телеологии, его книга занимает довольно скромное место.

Телеологическая аргументация пользовалась успехом со второй половины XVII в., как одно из средств задержать наступление естественнонаучного материализма. Происходило насильственное приспособление все новых и новых фактов, открываемых естествознанием (в особенности в области биологии), для доказательства мудрости и самого бытия бога. Так называемое «физико-теологическое доказательство» опиралось на представление о гармонии и целесообразности в природе. Вещи сами по себе не могли бы приспособиться к конечным целям, если бы не были избраны для того упорядочивающим высшим мудрым существом.²⁰⁹

Это было всеевропейское поветрие, нашедшее себе адептов среди устремившихся в естественные науки богословов и бого-словствующих естествоиспытателей. Предтечами этого движения были иезуит Афанасий Кирхнер, Роберт Беллармин, теолог и математик Исаак Барроу и др. Особенно усердно занимались этими вопросами в Англии уже упомянутый нами Роберт Бойль ²¹⁰и, разумеется, Бентли и Коутс. Космологические и геологические представления настойчиво согласовывались с «днями творения», как они изложены в Библии.²¹¹

В Англии же в 1712 г. вышла книга Вильяма Уистона «Астрономические принципы религии». Особенной популярностью пользовалась «физико-теология» Вильяма Дергема (1657— 1735), переведенная на немецкий язык в 1732 г. Альбертом Фабрициусом с седьмого английского издания.²¹²

Каких только диковинных книг ни появлялось в то время! Для доказательства бытия и мудрости бога служила вся неживая,, а в особенности живая природа. В обширнейшей библиографии, составленной Фабрициусом (в приложении к «Астротеологии» Дергема), эти сочинения так и расклассифицированы по предметам, из которых выводится доказательство: «из сохранения равновесия при движении человеческого тела»; «из разнообразных способов употребления пищи», «из голосов животных», «из действия магнита» ^{213 и т. д. Уже одни заглавия некоторых книг говорят сами за себя. Так, в 1686 г. вышла книга Герхарда Майера «Паук как свидетельство бытия божия»;214 в 1693 г. некий магистр Христиан Лейтвейн написал сочинение «Теология снега, физико-мистическая, догматико-практическая, или духовное учение о снеге».215}

Эта пастойчивая пропаганда подчиняла себе подчас и выдающихся естествоиспытателей, в свою очередь беспощадно используемых для дальнейших теологических упражнений. Назовем здесь Яна Сваммердама (1637—1680) и его замечательный труд, названный им «Библия природы, в коей насекомые разделены в определенные классы и тщательно описаны, анатомированы и представлены на медных гравюрах, с многими примечаниями, изъясняющими редкости природы к доказательству всемогущества и мудрости творца примененные». Перевод этой книги на немецкий язык был издан с необычайной роскошью.²¹⁶

Сваммердам буквально растерялся перед сложностью и тонкостью строения насекомых, превзошедших возможности его самых острых ланцетов. По его благочестивые рассуждения сопровождались виртуозной практикой, продвинувшей вперед изучение природы и обогатившей науку тщательными наблюдениями. Собранный им фактический материал делал свое дело независимо от того, какое применение находили для пего теологи.

По следам Сваммердама в Германии шел художник Август Резель фон Розенгоф (1705—1759), изучавший мельчайших животных — насекомых, амеб, полипов и др. С 1746 г. он стал изда

вать своеобразный журнал «Ежемесячные увеселения, доставляемые насекомыми».²⁴ В обширном предисловии Резель подробно говорит о «пользе насекомых» и ссылается на физико-теологов Дергема, Лессера, Цорна, а также приводит рассуждения Реомюра, с которым находился в дружбе. Само же издание представляло собой обстоятельное описание насекомых, с приложением больших таблиц, гравированных и раскрашенных от руки самим автором с большой тщательностью, тонким вкусом и точностью.