Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [66]
Подобными же побуждениями руководствовался и Вольф, уверявший, что его с самого детства поражали споры католиков с протестантами и он задавался мыслью о том, «нельзя ли в богословии так отчетливо показать истину, что это сделает невозможным всякое противоречие». «И вот, как только я услыхал, что Математика доказывает свой предмет с такой надежностью, что всякий должен признать это истинным, то меня обуяло жадное стремление изучить methodi gratia математики, дабы потщиться привести теологию к неопровержимой достоверности».>199>
Стремясь рационалистически переработать богословский материал, Вольф включал в него и естествознание, превращая последнее в своего рода прикладную теологию. Его интересовало не изучение природы самой по себе, а преимущественно теологическое осмысление ее явлений. Весь мир для него лишь отражение «мудрости божества», открывающей перед человеком возможность рационалистического познания бога. Ибо бог, обладая истинным и совершенным познанием всех вещей, неизбежно установил для них такие законы, которые и обусловливают это согласование многообразных вещей. Но из этого же следует, по Вольфу, что у бога нет никаких оснований нарушать эти установленные им самим законы мироздания. Созданная им природа необходимо совершенна. Но совершенство в природе может быть только механическим совершенством, и, значит, механическое устройство мира всего более отвечает намерениям творца!
Вольф подробно говорит о том, что всякое тело в природе является более совершенной машиной, чем любая машина, созданная человеком. Ибо природное тело будет машиной во всех своих частях, как бы бесконечно они ни разделялись. Созданная человеком машина, как бы она ни была сложна, перестает быть машиной в своих частях, так топорище, отделенное от топора, уже не будет орудием. Бог, таким образом, выступает в образе искусного механика, а мир является совершеннейшей машиной. Механическое становится для Вольфа критерием истинного. Всякое тело только потому и заключает в себе истину, что оно является машиной (I, § 617),>200> ибо сама истина есть не что иное, «как порядок в изменении вещей» («Метафизика», I, § 142).
Вольф питает непреодолимое отвращение к чуду как к явлению, нарушающему порядок, не имеющему достаточного логического обоснования и не укладывающемуся в систему. Этим же отвращением он наделяет бога. Вольф, правда, оговаривается, что бог может творить чудеса, но так как он не делает ничего излишнего или напрасного, то всегда предпочитает естественный ход вещей нарушающему его внезапному чуду («Метафизика», II, §§ 1051 и 1041). Когда в мире все совершается естественным путем, то это есть дело божественной мудрости. Напротив, если происходят события, которые не имеют основания в сущности и природе вещей, то они происходят сверхъестественным путем или как чудеса, и, значит, мир, в котором все происходит через чудеса, является делом только могущества, а не мудрости бога. А посему мир, где чудеса проявляются весьма скупо, следует более ценить, чем тот, где они случаются часто («Метафизика», II, § 1039).
Однако Вольф не решается вовсе отвергнуть чудо. Он только стремится его рационалистически истолковать. Чудо должно отвечать условиям, заложенным в предпосылках системы, и не должно находиться в противоречии с естественной природой этих вещей.>201>
Утверждая естественный порядок вещей и рассматривая физический мир как машину, Вольф вовсе не шел к детерминизму. Он горячо возражает против подобных подозрений и посвящает особое примечание вопросу «Сколь далеко идет мое определение мира как машины?». Он объявляет, что это понятие означает не больше того, что совершающиеся в мире изменения происходят «по образу и роду, совершающемуся в сложных вещах», т. е. по законам механического движения (перемещения). «Так теперь стремятся объяснить явления природы все естествоиспытатели, — оправдывается он. — Этим вовсе не вводится в природу неотвратимая необходимость». «Ибо, — утверждает Вольф, — все телесные вещи, находясь в движении, в котором проявляются их изменения, следуют правилам этого движения, которые, однако, не заключены в сущности самих тел, а значит, у бога остается свобода, если он того захочет, не только вопреки этим правилам произвести изменения посредством чуда, но также и согласно этим правилам и сообразно с сущностью вещей воздействовать на них».
Закономерную связь вещей и неотвратимую необходимость событий Вольф ограничивает признанием «свободной воли», которую он, как рационалист, ставит в зависимость от познания. Необходимость раздваивается на безусловно возможное и ограниченно возможное.
В результате Вольф оставляет для физического мира лишь необходимость установления ближайших причин и, собственно, исследованием их и ограничивает науку. Попытки установить конечные причины он считает опасным «злоупотреблением механической философией». Он ставит в этом отношении на одну доску Декарта и эмпирика Роберта Бойля. Оба они, по мнению Вольфа, стали жертвой тех «предрассудков», которые ведут «только к ущербу физики», а именно, устремившись на поиски механических причин, «хотели объяснить последние основания вещей» («Метафизика», II, § 241). ,
