Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [63]

Шрифт
Интервал

Таким образом, П. Н. Берков смешивает совершенно разные понятия: любовную песню древних и их народную песню с дворянской салонной песней начала XVIII в. Под «учеными людьми» Теплов имеет в виду первых поэтов древности, писавших уже свои произведения на основе разработанной ими системы стихосложения.

Итак, оба «Рассуждения» Теплова писаны абсолютно в разных планах и если первое касается вопроса о «качествах» современного Теплову поэта, то второе представляет историко-литературный опыт изучения происхождения древней поэзии.

VI


Следует коснуться еще одного аргумента П. Н. Беркова, относительно вопроса о так называемом «выступлении А. П. Сумарокова» «по поводу рассуждения Ломоносова».>188> П. Н. Берков имеет в виду напечатанную в августовской книжке «Ежемесячных сочинений» за 1755 г. «Эпистолу» Сумарокова. По мнению П. Н. Беркова, эта «Эпистола» «продолжает линию автора «Эпистолы о стихотворстве», но имеет двойственный характер. Отметив далее, что «Сумароков как будто предлагает своему противнику (т. е. Ломоносову) разделить сферы влияния в области поэзии: ему он отдает эпос и лирику, т. е. оду», П, Н. Берков останавливается на другой части «Эпистолы» и говорит, что «себе же он (т. е. Сумароков), как и следовало ожидать, оставляет трагедию», быть может элегию и эклогу. «Вывод Сумарокова с видимой стороны очень миролюбив:

Пусть пишут многие; но зная, как писать.

Он даже повторяет, вслед за Ломоносовым:

Звон стоп блюсти, слова на Рифму прибирать —

Искусство малое, и дело не пречудно;

А стихотворцем быть есть дело не бсзтрудпо.

«Сумароков готов даже поддержать Ломоносова в вопросе о песенках:

Набрать любовных слов на модный минавет,

Который кто-нибудь удашно проноет,

Нот хитрости тому, кто грамоте умеет,

Да что и в грамоте, коль он писца имеет.

«Но под конец, — говорит П. Н. Берков, — Сумароков показывает когти и начинает язвить Ломоносова за его „надутый" слог»:

Подобно не тяжел пустый и пышпый слог:

То толстый стан без рук, без головы и ног;

Или издалека являющася туча,

А как ты к ней придешь, так то навозна куча.

Кому не дастся знать богинь Парнасских прав Не можно ли тому прожить и не писав?

Худой творец стихом себя не прославляет:

На рифмах он свое безумство изъявляет.

«Таким образом, — говорит П. Н. Берков, — Сумароков, как и Елагин и Теплов, не мог противопоставить концепции Ломоносова (в „Рассуждении") хоть сколько-нибудь серьезных возражений или с такою же меткостью отразить его сатирические нападки. В рассуждении „О качествах стихотворца" Ломоносов выступил во всеоружии своего энциклопедического образования, показал глубокое понимапие социально-воспитательной роли литературы и науки, развил программу подготовки писателя, столько же продумавшую и основательную, сколько и малоприемлемую для поэтов-дилетантов из рядов среднего дворянства. Наоборот, его противники не сумели подняться на такую же принципиальную высоту и ограничились несерьезным теоретизированием (Теплов) >189> или колкостями сомнительной ценности».

Этот вывод П. Н. Беркова был бы убедителен, если бы, во-первых, «Рассуждение» принадлежало Ломоносову, а оно, как мы видели, написано Тепловым, во-вторых, в другом «Рассуждении» Теплова действительно содержалась бы попытка теоретического обоснования практики «поэтов-дилетаятов из рядов среднего дворянства», чего на самом деле, как мы также видели, не было, и, в-третьих, «Эпистола» Сумарокова действительно про-

должала бы прежнюю его линию уязвления Ломоносова. Что она ее не продолжала и имела совсем другую направленность, об этом мы и хотим сказать несколько подробнее.

В июньской книжке «Ежемесячных сочинений» за тот же год, следовательно вскоре же после появления первого «Рассуждения» Теплова, был напечатан историко-литературный трактат В. К. Тредиаковского «О древнем, среднем и новом стихотворении российском»,>190> в котором, как известно, содержится сравнительно мало нового материала о стихосложении по сравнению с изданным им еще в 1735 г. «Новым и кратким способом к сложению российских стихов» и другими его же статьями, в частности с «Предуведомлением» к «Аргениде» 1751 г. Имеет значение средняя часть трактата, представляющая первую попытку написания истории русской литературы. При этом Тредиаковский подчеркивает, что русскую литературу создавали духовные писатели или разночинцы, а дворянские поэты в создании литературы не принимали никакого участия. В то же время Тредиаковский достаточно места, хотя и с оговорками (стр. 495—498), уделяет себе самому и больному для него вопросу о приоритете в области создания русского тонического стихосложения и о преимуществе хорея перед ямбом.

Эта статья Тредиаковского вызвала величайшее раздражение А. П. Сумарокова (в статье ничего не говорилось ни о поэтической деятельности Ломоносова, ни Сумарокова), и уже 12 июля 1755 г. он представил в заседание Конференции Академии наук свою «Эпистолу», в которой опровергал статью Тредиаковского в связи с неправильными, с его точки зрения, объяснениями некоторых стихов. Конференция Академии паук постановила напечатать «Эпистолу» в «Ежемесячных сочинениях» и предоставила Тредиаковскому сообщить свой ответ.


Еще от автора Павел Наумович Берков
История советского библиофильства

Берков Павел Наумович был профессором литературоведения, членом-корреспондентом Академии наук СССР и очень знающим библиофилом. «История» — третья книга, к сожалению, посмертная. В ней собраны сведения о том, как при Советской власти поднималось массовое «любительское» книголюбие, как решались проблемы первых лет нового государства, как жил книжный мир во время ВОВ и после неё. Пожалуй, и рассказ о советском библиофильстве, и справочник гос. организаций, обществ и людей.Тираж всего 11000 экз., что по советским меркам 1971 года смешно.© afelix.


Рекомендуем почитать
Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги

Проза И. А. Бунина представлена в монографии как художественно-философское единство. Исследуются онтология и аксиология бунинского мира. Произведения художника рассматриваются в диалогах с русской классикой, в многообразии жанровых и повествовательных стратегий. Книга предназначена для научного гуманитарного сообщества и для всех, интересующихся творчеством И. А. Бунина и русской литературой.


Гоголь и географическое воображение романтизма

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.


Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.


Художественная автобиография Михаила Булгакова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.