Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [61]

Шрифт
Интервал

. Удивительно, что я о себе так много говорю! Но надлежит быть чистосердечну. Признаюсь, что я иногда реэстры книгам читаю. А понеже они суть души книг: для того я без гордости могу сказать, что я мало о толе помышляю. Сим образом стал я прямым ученым человеком, который ни к чему не прилежал, но во всех науках Автором быть может. Из философии знаю я математический способ учения, про-тивуречия, действующую причину, Монады, согласие, лутчей свет и другие сии подобные слова, которыми я при случае боле наделаю шуму, нежели полицейские барабаны во время пожара. Нев-тону даю перед Лейбницем преимущество: не для того, чтоб я их читал, но только для того, что я более люблю Агличан, нежели Немцов. Все, что я пишу, имеет нечто высокое, достойное мепя, а труда мне неприключающее (курсив наш, — Л. Ж.)» (июль, стр. 89—91).

Выделенные места в этом отрывке содержат определенные намеки па Г. Н. Теплова или являются ответом непосредственно па соответствующие места «Рассуждения» Теплова и его книги «Знания. касающиеся вообще до философии», или иронически характеризуют его как всеобъемлющего ученого-философа, знающего все науки.

Владея латинским и французским языками, Теплов не знал языка греческого. Теплов обладал знаниями в области многих наук как философ и писал о стихотворцах в своем «Рассуждении» с точки зрения именно философа: «Стихотворцы всегда за премудрых и ученых людей в философии почитались как в самой древности, так и в новых веках» (стр. 376) ; «Положи основание по правилам философии практической к благонравию. Пробеги все прочие науки и не кажись в них пришельцем» (стр. 383); «Словом сказать, мой не тот конец, чтоб сия книга сочинена была для школы, по которой молодым людям учиться; но для тех, которые общее познание хотят иметь о науке философской, хотя притом никаких наук не училися и учиться не намерены. И для того изъяснить я намерен все философские положения не математическими и не такими, которые из других частей науки философской взяты примерами: да принужден был брать то, что в обыкновенном людском житии случается» («Знания, касающиеся вообще до философии», стр. 59); «Чтоб кратче и способнее можно было понять, что значит слово сие философствовать, того ради я три знания наперед предлагаю: знать вещи простобытиость, знать бытности причину, знать причины количество и силу» (там же, стр. 66—67); «Новейшие философы все уже приняли, правды свои не штако, как математическим способом доказывать» (стр. 120) и др. Именно «математическому познанию» Теплов отдает преимущество в своей книге (см. специальную главу «О познании математическом», стр. 116 —121). В восьмой главе своей книги («О философии средних веков и новой») Теплов много места уделяет французу Декарту, а Ньютона и Лейбница лишь упоминает вскользь (стр. 228—236).

Далее «Автор» переходит к вопросу о стихотворцах. Являясь непосредственным ответом на статью Теплова, это место «Автора» подчеркивает отсутствие у Теплова стихотворческого дарования. Это место намекает также на то, что, не будучи стихотворцем, Теплов рассуждает о стихотворцах и об их качествах. Приведем етце одну выписку из «Автора» Елагина для иллюстрации этого положения.

«Я, не взирая на превеликую мою остроту, не стихотворец. Не трудно бы мне было сие малое и пустое наименование приобресть; ибо я довольный рифмам Лексикон имею, естьлиб только я хотел: по я не хочу приложить к тому рачения, ради некоторых особливых притчин. Довольно, и без лаврового венца, довольно говорю, есть во мне такова, чему я удивляться могу. Я человек, которой никогда без рассуждения ни о чем не заключает; а о том уже я заключил, что Стихотворцы все дураки. Есть ли другие люди, которые бы равное мнение со мною имели, того я не знаю. Мне и то некогда от Дорисы досадно было, как она, уведав, что я стихов не сочиняю, ответствовала: „Потому надобно, чтоб оп малевал хо-рошо“. Против обыкновения своего, прочитав я последнее свое признание, боюсь, чтоб тем многова числа читателей, а паче из женского пола не потерять, когда они узнают, что в моих листах ничего стихотворного не будет. Для того позволяю всем Стихотворцам употреблять в славу свою и пользу мое издание. Сам я никогда сей подлости не зделаю,.чтоб сочинять стихи; но прошу Стихотворцов, чтоб они не иное что, как хорошие родильные, свадебные, имянинные и погребательные кармины ко мне присылала. Ибо сии суть прямые случаи, при которых стихотворство имеет свое достоинство. Мы, то есть я и другие великие люди, которые равные со мною имеют причины не стихотворствовать, почти не видим ныне хорошей поезии, ниже существа ее; ибо стихотворцы упражняются в других родах стихов, а не в тех, которые упомянуты мною. Дав я волю Стихотворцам включать их враки в моего Автора, за надобность нахожу объявить, что я и письма принимать стану. Предвижу я, что меня со всех сторон похвалами заму-чут: и для того, целомудренно прошу, кротости и учтивства моего в жестокой опыт не вводить. Притом потщусь я при случае рассматривать всякие выходящие в свет книги и сочинителей или похвалить, или порочить. Что до женскова полу принадлежит: они найдут впредь в моем авторе совершенный наряд, из разных галантерей состоящей, и почерпнут из кратких моих листов больше удовольствия и пользы, нежели из всех стихотворцов и протчих Авторов и переводов. Грамматические ошибки хотя я и делаю; но они потому приметны быть не могут, что я о всех протчих писателях, а особенно о стихотворцах, кричу, что они грамматики не знают» («Ежемесячные сочинения», 1755, июль, стр. 92—94).


Еще от автора Павел Наумович Берков
История советского библиофильства

Берков Павел Наумович был профессором литературоведения, членом-корреспондентом Академии наук СССР и очень знающим библиофилом. «История» — третья книга, к сожалению, посмертная. В ней собраны сведения о том, как при Советской власти поднималось массовое «любительское» книголюбие, как решались проблемы первых лет нового государства, как жил книжный мир во время ВОВ и после неё. Пожалуй, и рассказ о советском библиофильстве, и справочник гос. организаций, обществ и людей.Тираж всего 11000 экз., что по советским меркам 1971 года смешно.© afelix.


Рекомендуем почитать
Проза И. А. Бунина. Философия, поэтика, диалоги

Проза И. А. Бунина представлена в монографии как художественно-философское единство. Исследуются онтология и аксиология бунинского мира. Произведения художника рассматриваются в диалогах с русской классикой, в многообразии жанровых и повествовательных стратегий. Книга предназначена для научного гуманитарного сообщества и для всех, интересующихся творчеством И. А. Бунина и русской литературой.


Гоголь и географическое воображение романтизма

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.


Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.


Художественная автобиография Михаила Булгакова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.