Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [23]

Шрифт
Интервал

«Другое стихотворение является первым из семи стихотворений, пользующихся у арабов особой популярностью и называющихся Моаллакат, или вывешенные стихотворения, так как их вывешивали на стенах мечети в Мекке. Их сочинил один арабский владетель, который был потом изгнан своими подданными я бежал к византийскому императору Ираклию за помощью, в которой тот ему отказал. По преданию, Ираклий подарил ему для обратного пути одежду, которая была пропитана ядом и которая лишила его жизни. Он умер в окрестностях Анкиры. Его имя было Амралькайс. Содержание стихотворения не особенно высокого достоинства. Подробнее описывает он некоторые из своих любовных похождений. Приложенный латинский перевод взят из наследия ученнейшего и заслуженнейшего г-на Левина Варнера. В конце прошлого века этот выдающийся человек занимал должность голландского консула в Константинополе, составил изумительную коллекцию превосходно написанных восточных рукописей, которую он перед смертью подарил Лейденскому университету, вместе со множеством своих собственных произведений. Напечатанный под строкой арабский комментарий принадлежит Ибн Нахаси. Второе стихотворение состоит из 82 стихов, тогда как первое — из 58. Тем не менее примечания Летте к первому стихотворению оказались гораздо подробнее, чем ко второму, хотя, по правде сказать, стихотворение Амралькайса неизмеримо труднее для понимания, чем стихотворение Кааба. Примечания обнаруживают трудолюбие и достаточную начитанность их автора. Одной из целей издателя было по мере возможности пояснить с помощью арабского языка еврейскую библию. Намерение это следует похвалить, хотя сил и необходимой проницательности ему не хватило. Во всяком случае должно поблагодарить издателя за то, что он выпустил в свет прекрасное и очень точное воспроизведение трудов, которые не всякий бы имел случай прочитать в рукописи. Пожелаем ему еще дальше успешно продолжать свою работу, которую он делает с таким трудолюбием. Но больше всего хотели бы мы, чтобы он употребил это трудолюбие на нечто более основательное и действительно полезное, как, например, на историю Востока, а не на пустое словесное крохоборство».>89>

Кроме подробной рецензии в «Лейпцигских ученых ведомостях», Ломоносову могла быть известна короткая аннотация об этой же книге в амстердамском издании парижского «Journal des Savants» за 1749 г.: «Эта коллекция состоит из трех маленьких поэм на арабском языке, впервые публикуемых; первая принадлежит Каабу, вторая — Амралькейзу, третью представляют „Изречения*>1 калифа Али, расположенные в алфавитном порядке. Эти „Изречения>11 — ихгые, чем те, которые приведены в конце второго тома „Истории сарацинов>11 Симона Оклея. Издание этих трех поэм сопровождено латинским переводом и примечаниями, в которых издатель поместил много любопытных материалов. В конце книги находятся три указателя: авторов, упоминаемых в примечаниях; анализируемых арабских слов; древнееврейских слов из священного писания, которые благодаря рассматриваемым в данном произведении арабским словам получают новое освещение».>90>

Трудно понять, почему вдруг Ломоносов обратил внимание на сборник, содержащий три произведения арабской классической литературы. Потому ли, что его вообще в это время заинтересовала почти неизвестная у нас арабская поэзия,>91> потому ли, что ему хотелось сопоставить панегирический род арабских стихотворений со столь близкой ему одой классицизма, — все это не больше чем гадания. Фактом остается то, что арабская литература занимала определенное место в круге литературных интересов Ломоносова. Обращает на себя внимание то, что и заметка Т. Хёнта о предполагаемом издании перевода «Истории Египта» Абдаллатифа, и стихотворение Кааб беи Захейра относятся к 1746 г., а помечены они в списке, датируемом 1763 г. Значит ли это, что Ломоносов помнил эти произведения с 1746 г. или обратил на них внимание, перелистывая старые журналы?

Несколько слов необходимо сказать и о втором «перечне Пекарского»: из девятнадцати книг, вошедших в него, пять посвящены художественной литературе («Коломбиада» г-жи дю Бок-каж, «Похвала грудям» дю Коммэна,>92> «Сокрушенное рабство,

или общество вольных п<.......>в» Лекорвезье,>93>>94 комедия

«Женщина, которая права» Вольтера и его же поэмы «О естественной религии» и «На разрушение Лиссабона»), две — языкознанию («Испанская грамматика Франческо Собрино и его же «Испанский секретарь»), одна — литературоведению («Мифологический пантеон» Ф. Поме).

Понятно, почему Ломоносов включил поэмы и комедию Вольтера. Вероятно, в связи с возникшим у него желанием изучить испанский язык находится заказ двух книг Ф. Собрино. Как справочную книгу выписал Ломоносов давно известный ему «Мифологический пантеон» Поме, или, как его чаще называли у нас, Помея. ,

Особенно почему-то заинтересовала Ломоносова поэма г-жи дю Боккаж «Коломбиада, или вера, принесенная в Новый свет» (Париж, 1756). Эту книгу он включил в первый «перечень Пекарского», затем перенес во второй, но она прибыла в Петербург уже после смерти поэта: «Коломбиада» указана во втором счете Академической книжной лавки под апрелем 1765 г.


Еще от автора Павел Наумович Берков
История советского библиофильства

Берков Павел Наумович был профессором литературоведения, членом-корреспондентом Академии наук СССР и очень знающим библиофилом. «История» — третья книга, к сожалению, посмертная. В ней собраны сведения о том, как при Советской власти поднималось массовое «любительское» книголюбие, как решались проблемы первых лет нового государства, как жил книжный мир во время ВОВ и после неё. Пожалуй, и рассказ о советском библиофильстве, и справочник гос. организаций, обществ и людей.Тираж всего 11000 экз., что по советским меркам 1971 года смешно.© afelix.


Рекомендуем почитать
Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма

Как наследие русского символизма отразилось в поэтике Мандельштама? Как он сам прописывал и переписывал свои отношения с ним? Как эволюционировало отношение Мандельштама к Александру Блоку? Американский славист Стюарт Голдберг анализирует стихи Мандельштама, их интонацию и прагматику, контексты и интертексты, а также, отталкиваясь от знаменитой концепции Гарольда Блума о страхе влияния, исследует напряженные отношения поэта с символизмом и одним из его мощнейших поэтических голосов — Александром Блоком. Автор уделяет особое внимание процессу преодоления Мандельштамом символистской поэтики, нашедшему выражение в своеобразной игре с амбивалентной иронией.


Чехов и евреи. По дневникам, переписке и воспоминаниям современников

В книге, посвященной теме взаимоотношений Антона Чехова с евреями, его биография впервые представлена в контексте русско-еврейских культурных связей второй половины XIX — начала ХХ в. Показано, что писатель, как никто другой из классиков русской литературы XIX в., с ранних лет находился в еврейском окружении. При этом его позиция в отношении активного участия евреев в русской культурно-общественной жизни носила сложный, изменчивый характер. Тем не менее, Чехов всегда дистанцировался от любых публичных проявлений ксенофобии, в т. ч.


Достоевский и евреи

Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.