Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [21]

⁶⁰ Catalogue général des livres impromés de la Bibliothèque Nationale, t. 128, стлб. 723.

⁶¹ D. Ciźewskij. Aus zwei Welten. ’s-Gravenhage, 1956, стр. 172—178: «John Owen and Ivan Velyckovskyj».

⁶² Им были переведены эпиграммы «Prophetae, poetae» (coll. I, lib. I, 31), «Mors» (1, 101), «In calvum» (I, 106), «Maritus, moechus» (I, 38), «Conjuges» (III, 124), «Homo» (III, 192), «De cornibus problema» — «Cor-«nutus» ,(coll. II, 53).. Эпиграмму «Maritus, moechus» A. Дубровский разделил нa две.

⁶³ P. van T i e g h e m. La littérature latine de la Renaissance, стр. 139. Здесь имеются в виду отдельные издания.

Курганов перевел также одно из стихотворных посвящений Оуэну, которыми, по тогдашнему обычаю, друзья приветствовали поэта еще до выхода его книги в свет. Такие стихотворения печатались в самом начале книги; Курганов выбрал первое из них.

Подписанное инициалами «D. Du. Tr. Med.»,^{81 оно звучит по-латыни так:}

Clericus es? legito haec; Laïcus? legito ista libenter;

Crede mihi, invenies hic quod uterque voles.

(Клирик ты? Это прочти. Мирянин? Прочти тем охотней.

Верьте мпе: тот и другой, что им по вкусу, найдут).

Курганов перевел это двустишие довольно топорно, но тем не менее поместил его в качестве эпиграфа к своему «Письмовнику»:

Духовный ли, мирской ли ты? Прилежно се читай:

Все найдет здесь тот и другой; но разуметь смекай.

Не следует забывать, что Курганов был учеником Ломоносова,^{82 и поэтому вполне возможно, что последний обратил также внимание составителя «Письмовника» на эпиграммы Оуэна.}

В связи с интересом, проявленным Ломоносовым к «Эпиграммам» Дж. Оуэна, мне хочется высказать одно предположение.

В т. 3 «Полного собрания сочинений» Ломоносова напечатаны 127 заметок к теории света и электричества. Составление их комментатор (В. Л. Чеиакал) вполне убедительно относит к апрелю—маю 1756 г., т. е. ко времени, когда (или около которого) ученик Ломоносова А. Дубровский перевел восемь эпиграмм Оуэна. Среди 127 заметок Ломоносова есть одна, не относящаяся непосредственно к теме работы и представляющая гекзаметрический моностих:

Si vir es atque vires, cape vires etcape vi res.⁸³

Я. M. Боровский перевел этот стих так: «Если ты муж и процветаешь, то собери силы и силою бери вещи».^{84 К последней фразе дано примечание: «В переводе оставлена без передачи стихотворная форма оригинала (гексаметр) и содержащийся в нем сложный каламбур (четырехкратное употребление сочета-яия vires в различных смыслах)».85 Точнее было бы сказать: разные комбинации из букв, образующих слово «vires». (Vir es — «ты — муж»; vires— «ты процветаешь», «находишься в расцвете сил»; vires—«силы»; vi res — «вещи силою»).}

Первый вопрос, который встает перед нами: принадлежит ли это произведение Ломоносову? Не запись ли это какого-нибудь моностиха, встреченного им в процессе чтения и поразившего его своим содержанием и «остротою»? Очень уж напоминает эта игра слов излюбленные приемы Дж. Оуэна. Например:

Erasmus

Quaeritur unde tibi sit nomen Erasmus?

Eras mus. .

Resp<^onsum>

Si sum Mus ego, te judice, Summus его.

(Coll. IV, llb. Ш, 34).

Эразмус

Спрашивается, почему ты носишь имя Эразмус?

Ты был мышью.

Ответ

Если я — мышь, то суди сам, я буду великим.

Суть этой в дословном переводе бессмысленной эпиграммы заключается в том, что имя Эразма Роттердамского (Erasmus), будучи разделено на две части, может быть переведено как «ты был мышь» («eras mus»), а слово «великий»— «summus», разделенное пополам, означает «я (есмь) мышь» («sum mus»).

Таких эпиграмм, в которых используются разные значения одних и тех же слов (главным образом имен) то при помощи разделения их на два слова, то путем перестановки букв (анаграммы Гален — ангел), то посредством замены в них одних букв другими (Mors — Mars, смерть — Марс; librorum — librarum, книг — фунтов стерлингов) и т. д., у Дж. Оуэна очень много.

Однако моностиха, находящегося в 127 заметках Ломоносова к теории света и электричества, в «Эпиграммах» Оуэна нет.⁸⁶

Поэтому можно предположить, что либо моностих «Si vir es...» взят Ломоносовым из другого источника, либо принадлежит ему. В просмотренных мною работах о новолатинской поэзии (Мани-циус, Ван Тигем) и статьях о моностихах мне не удалось обнаружить данной эпиграммы. Поэтому я склонен считать этот моностих произведением Ломоносова.

Если это предположение не ошибочно, то тогда надо отметить, что моностих «Si vir es...» — единственное латинское стихотворение Ломоносова, дошедшее до нас. И тогда надо подчеркнуть, что это не подражание неглубокому остроумничанью Дж. Оуэна, а настоящее соревнование с английским эпиграмматистом, состязание, из которого Ломоносов вышел победителем, создав произведение, содержащее высокую идею, полное подлинного мужества, воли к борьбе и победе:

Если ты — человек и сил пребываешь в расцвете,

Силы свои собери, силой свой подвиг сверши.

И все же вопрос о том, почему Ломоносов включал «эпиграммы» Оуэна в перечень книг, намеченных к выписке в начале 1760-х годов, остается нерешенным.

Оставляя в стороне «Извлечения из пословиц» Эразма Роттердамского и «Поучительные поэмы», отметим в первом архивном списке еще только одну книгу, притом не литературного и не литературоведческого характера, а языковедческого.. Это старинный лексикон Джорджа Хикса (George Hickes, 1642—1715) «Грамматико-критический и археологический словарь древних северных языков» («Linguarum veterum septentrionalium thésaurus gram-matico-criticus et archeologicus») (Оксфорд, Шельдон, 1705). Выписка этого словаря в начале 1760-х годов совпадает с явно повысившимся в это время у Ломоносова интересом к исследованию языков вообще, а также, возможно, связана с его прежними чтениями Снори Стюрлесона, занятиями древней русской историей и вниманием к книге А. Аксельсона о шведской поэзии.