Литературное творчество М. В. Ломоносова: Исследования и материалы - [121]

Шрифт
Интервал

> положенные на поты великокняжеские вирши.

К возне из-за кантаты присоединились еще нервные пререкания с городской управой по высоко принципиальному вопросу о том, где ставить памятник Ломоносову — в средней ли части Университетской линии Васильевского острова (теперь Менделеевской) или же при выходе ее на набережную Большой Невы.>561>В итоге этого глубокомысленного спора, на который ушло много академических чернил, памятника не поставили нигде.

Когда приблизились юбилейные дни и прошел слух, что на Ломоносовском торжественном заседании будет, может быть, гхрш сутствовать Николай II,>562> на руководство Академии наук навалились новые заботы. Целый том составился из переписки непременного секретаря с более или менее «знатными обоего пола особами», заявившими — тогда весьма запальчиво и ядовито — о своем праве посмотреть на пышное зрелище и чрезвычайно обиженными тем, что о них не вспомнили при рассылке приглашений. До Ломоносова ли было при всех этих обременительных хлопотах, где каждый неловкий шаг грозил серьезными неприятностями. Имя Ломоносова было обращено в орудие совершенно определенной политики. Она-то и отвлекла устроителей юбилея от попытки углубить изучение Ломоносова.

На день 7 ноября по всем церквам российской империи была назначена заупокойная обедня и панихида по Ломоносову, правлениям и советам духовных учебных заведений Синод предложил

в этот день устроить соответствующие чтения, посвященные Ломоносову.

8 ноября в зале Дворянского собрания состоялось торжественное заседание Академии наук в честь Ломоносова. Заштатные чиновники, стремившиеся напомнить о себе, прибегали к самым разнообразным уловкам, чтобы просочиться в число приглашенных. Так, руководитель цензурного ведомства ухитрился получить билет под маркой гласного Петербургской городской управы; товарищ михшстра внутренних дел — под видом представителя одного из подчиненных ему губерпских статистических комитетов; член Государственного совета Н. А. Зверев воспользовался в тех же целях своей прикосновенностью к Обществу плодоводства, а другой член Государственного совета Б. В. Штюрмер, стяжавший впоследствии такую позорную известность как премьер царского правительства, вторгся в число гостей в составе делегации Ярославской архивной комиссии.>563>

С вступительным словом выступил «августейший» президент Академии. Оркестр и хор исполнили торжественную кантату, поело чего были прочитаны четыре доклада: профессором Б. II. Мешпуткиным «Ломоносов как естествоиспытатель», А. И. Соболевским «Ломоносов в истории русского языка», П. И. Вальденом «Ломоносов как химик» и профессором В. В. Си-повским «Литературная деятельность Ломоносова».>564> Затем последовало чтение адресов от учреждений и обществ.

Однако же более всего искривило и смяло программу чествования Ломоносова одно сверхпрограммное юбилейное предприятие, которое своим однобоким, непомерным ростом заглушило все остальное: это была затеянная Академией выставка.

Программа этой выставки была разработана особой Выставочной комиссией, в которую помимо членов Академии вошли и посторонние лица. Роль Академии в этом деле была далеко не первенствующей. Подлинными хозяевами выставки оказались очень влиятельные в ту пору искусствоведы, которые подвизались в редакции искусствоведческого журнала «Старые годы». Ломоносов, весь обращенный к будущему, был, разумеется, глубочайшим образом чужд этим ярым приверженцам прошлого. Его юбилей явился для них всего лишь удобным случаем показать только внешнюю красивость феодальной старины. На Академию же, которая опрометчиво обратилась к ним за помощью, они взвалили всю черную работу. Памятником этой работы служит уже не один

том, а целых восемь томов переписки все того же непременного секретаря Академии.>565>

Выставка называлась «Ломоносов и Елизаветинское время». Это название неточно: Ломоносову было отведено отнюдь не первое место. Посвященный ему отдел,>566> вернее сказать — подотдел, терялся среди двенадцати других, несравненно более роскошных отделов, которые навязывали вниманию посетителей показную сторону придворного и аристократического быта середины позапрошлого столетия. В Ломоносовском подотделе были представлены известные портреты и бюсты Ломоносова, а также портреты его покровителей, родственников и знакомых, рукописи его сочинений и его автографы, печатные издания его произведений, официальные документы, касающиеся его лично и его паучной деятельности, мозаичные работы его и основанной им мозаичной фабрики, вещи, ему принадлежавшие, как то: диплом на звание профессора химии, выданный за подписью президента в марте 1751 г., грамота па землю в Копорском уезде при деревне Усть-Рудице, пожалованную ему императрицей Елизаветой, физические и астрономические инструменты,>567> серебряные часы (луковица) с двумя ключиками на шелковом шнурке, серебряное блюдо с выгравированными буквами на обороте, сочинения Германа Бургава,>568> бывшие настольной книгой Ломоносова, а также виды местностей, связанных так или иначе с его именем, и, наконец, некоторые иллюстрации, рисующие различные моменты его жизни. В путеводителе по выставке Ломоносовскому подотделу было уделено всего полстраницы из тридцати двух.


Еще от автора Павел Наумович Берков
История советского библиофильства

Берков Павел Наумович был профессором литературоведения, членом-корреспондентом Академии наук СССР и очень знающим библиофилом. «История» — третья книга, к сожалению, посмертная. В ней собраны сведения о том, как при Советской власти поднималось массовое «любительское» книголюбие, как решались проблемы первых лет нового государства, как жил книжный мир во время ВОВ и после неё. Пожалуй, и рассказ о советском библиофильстве, и справочник гос. организаций, обществ и людей.Тираж всего 11000 экз., что по советским меркам 1971 года смешно.© afelix.


Рекомендуем почитать
Достоевский и евреи

Настоящая книга, написанная писателем-документалистом Марком Уральским (Глава I–VIII) в соавторстве с ученым-филологом, профессором новозеландского университета Кентербери Генриеттой Мондри (Глава IX–XI), посвящена одной из самых сложных в силу своей тенденциозности тем научного достоевсковедения — отношению Федора Достоевского к «еврейскому вопросу» в России и еврейскому народу в целом. В ней на основе большого корпуса документальных материалов исследованы исторические предпосылки возникновения темы «Достоевский и евреи» и дан всесторонний анализ многолетней научно-публицистической дискуссии по этому вопросу. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Проблема субъекта в дискурсе Новой волны англо-американской фантастики

В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.


Графомания, как она есть. Рабочая тетрадь

«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.


Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.