Лисьи листы - [71]

— Покурим?

Отказываться в таких случаях я не привыкла, и мы закурили: я — свою сигарету, а мой спутник — тонкую и длинную сигару с приятным запахом.

— Вот мы и у цели, — сказал он после первой затяжки, — В чем-то ты мне помогла, в чем-то — я тебе…

— Стало быть, квиты, — усмехнулась я.

— Я знаю, что я тебе не понравился. Но есть у меня чувство, что нам с тобой встречаться еще не раз. Может быть даже и на равных. Черт его знает, этого Лао: то ли ему случайно с тобой повезло, то ли в этой генетической программе действительно что-то есть… В общем, мне хотелось бы видеть тебя скорее в союзниках, нежели во врагах.

— А с чего это нам враждовать? — удивилась я.

— Всякое бывает, — неопределенно пожал плечами «Веничка», — Так что я на всякий случай хочу тебе еще кое в чем помочь. Просто чтобы за тобой числился небольшой должок.

— В чем помочь?

И тут прозрачные зеленые глаза Авенуса расширились и затянули в себя мой взгляд. Четко, медленно и размеренно он произнес:

— Мы любим, как можем. Нельзя винить себя в том, что любил мало. Нельзя отдать больше, чем у тебя есть. И счастье — получить хоть что-то.

Казалось бы, ничего особенного он не сказал — так, набор банальностей. Но от макушки до кончиков пальцев ног по мне пронеслась ледяная волна, омывая, обновляя и взламывая на своем пути все помехи. Я вспомнила всё — каждую мелочь своего адского существования, каждый свой легкий шаг в мире преттов. Я увидела себя со стороны — спокойным и ясным взглядом, увидела, как цветок, как скалу, как Луну. И я была не хуже. Я была такой же прекрасной и необходимой частью мира — со всеми своими вывертами, глупостями и сомнениями. Я была тем, что достойно любви и восхищения. Я была равновеликой всему. Я. Женщина. Лисица. Волк. Дракон.

— Что это было? — пораженно выдохнула я.

— Прощание с адом, — и Авенус вновь абсолютно так же, как Лао, наморщил нос, — Не забудь: за тобой теперь должок! Ну, начнем…

Он щелкнул зажигалкой, запалил обрывок газеты и сунул его в сложенный костер.

— Да, и учти, — сообщил он напоследок, — Разговаривать со мной сейчас будет бесполезно. Человек, вопрошающий Оракул Печали, не видит и не слышит ничего, кроме своего вопроса и ответа на него. И, пожалуйста, отойди подальше…

Я демонстративно развернулась и пошла к машине. Сквозь лобовое стекло мне было видно, как Авенус вскинул руки перед огнем, да так и застыл на какое-то бесконечно-долгое время. Стоп-кадр. Языки пламени замерли неподвижно и казалось, что во всем заледеневшем мире только одна я могу шевелиться, дышать, говорить…

А потом это всё внезапно закончилось. Авенус повернулся ко мне и громко крикнул:

— До свидания! — после чего начал медленно растворяться в воздухе, пока его зыбкий полупрозрачный образ не смял порыв степного ветра.

Я осталась в одиночестве. Костер еще горел, и воздух над камнем Оракула дрожал от жара. Пора было задавать свой вопрос.

Я подошла к огню и попробовала было вскинуть руки, повторяя жест моего исчезнувшего спутника, но тут же опустила их, почувствовав некую неестественность. Тогда я просто и тихо спросила, глядя, как мечется и перетекает на ветру пламя:

— Что мне нужно сделать, чтобы проще всего отыскать Хитча и Лао?

Я ждала многозначительной и грозной паузы, но ответ пришел мгновенно — простой до невообразимости:

— Оглянуться.

Я резко обернулась и увидела две еще далекие, но уже ясно различимые фигуры. Они спешили ко мне. Солнце било в глаза, ветер рвал пламя за моей спиной. И я крикнула на всю степь:

— Тошка!

Эпилог

К Оракулу Хитч не пошел. Какое там, дескать, отчаяние? Он счастлив сейчас, счастлив, и где тебя столько времени, заразу, носило… Глаза у него были красные, больные — как выяснилось, спасатели мои по каким-то обстоятельствам трое суток не спали. Лао-то что: нюхнул робариса — и в порядке, а вот Хитч вымотался на нет. Он и уснул тут же, бессильно откинувшись на сидение джипа, и всё вздрагивал во сне, как набегавшийся за день пес.

Алхимик был спокоен и доволен («Я же говорил тебе, что ничего с ней не случится!»). Обнимать меня он, правда, не стал, зато налил травяного чая из своего термоса и пригрозил, что я ему теперь не меньше недели всё рассказывать буду, но это потом, дома. Тут я, кстати, вспомнила про паспорт свой без визовых отметок, но старик отмахнулся так небрежно, словно всю жизнь только и таскал через таможню контрабандой огромных теток, типа меня.

О своих приключениях он тоже обещал рассказать попозже, не до того ему сейчас было, и, допив последние капли чая из пиалы, Лао подхватил еще несколько саксаулин для костра и направился к Оракулу.

В степи было солнечно, в степи было ветрено. Чистый холодный воздух, прозрачное небо без единого облачка. Я сидела в машине рядом со спящим Тошкой и каждой клеточкой своего тела чувствовала спокойное счастье, словно этот новенький мир только что подарили мне в безраздельное пользование, и можно было, никуда не торопясь, посидеть и полюбоваться им.

Не знаю, откуда они взялись, и как я могла не заметить их раньше. Наверное, слишком много неба было в моих глазах, чтобы углядеть сливающиеся с травой волчьи шкуры. Лао замер перед пламенем Оракула, задавая свои непростые вопросы, и не видел, не мог видеть, как медленно смыкает свой круг возле него альбертова стая. Вожак, огромный и матерый в волчьем обличии, уже неторопливо намечал свой прыжок, и такую ненависть прочла я в его серых глазах, что внезапно стало ясно: вовсе не я — его главный враг. Долгие годы он мечтал отомстить Лао за всё: за семейные легенды, за ощущение избранности, которое воспитывали в нем с пеленок, рухнувшее в одночасье, когда старый дракон, едва удостоив его взглядом, небрежно отмахнулся: нет, в ученики не годится… Каково это — всю жизнь чувствовать себя неудавшимся экспериментом, тупиковой ветвью, бракованным экземпляром? Я почти готова была пожалеть Альберта, но не до жалости было сейчас, когда он тщательно соизмерял, как прыгнет Лао на спину, как перервет ему горло одним движением мощных челюстей, а потом уже можно будет заняться нами — слабаками, которым в прошлый раз чудом удалось ускользнуть.