Лиловый цветок гибискуса - [77]

— Ваша тетушка считает, что вам с Джаджа надо перейти в школу-интернат. Уже с этого полугодия. На следующей неделе я еду в Энугу, хочу встретиться с отцом Бенедиктом и поговорить с ним, убедить его в правильности такого решения. Я знаю, что ваш отец к нему прислушивается. Все будет хорошо, inugo![141]

Я кивнула и отвернулась. Я верила в то, что все будет хорошо, потому что он так сказал. И я вспомнила занятия по катехизису и как мы хором произносили ответ на вопрос: «Потому, что он так сказал, а его слово — истина!» Правда, я не помнила вопроса.

— Посмотри на меня, Камбили.

Я боялась посмотреть в его теплые карие глаза, боялась покачнуться и обвить руками его шею и сплести за ней свои пальцы. И никогда не отпускать. Я обернулась.

— Это тот цветок, из которого можно пить сладкий нектар? — спросил отец Амади. Он снял цветок с пальца и теперь внимательно рассматривал его желтые лепестки.

— Нет, это у иксоры вкусный нектар, — улыбнулась я.

— Ой, — он скорчил гримасу и выбросил цветок.

А я засмеялась. Я смеялась потому, что алламанда была такой желтой. Я смеялась потому, что представила, каким горьким показался бы густой беловатый сок этих цветков, если бы отец Амади решил его попробовать. Я смеялась потому, что глаза отца Аманди были такими темными, что я видела в них свое отражение.

В тот вечер, принимая душ из наполовину наполненного дождевой водой ведра, я старалась не мыть левую руку, которую так нежно держал отец Амади, когда снимал с пальца цветок. И я не грела воду, потому что боялась, что кипятильник лишит ее аромата неба. Я пела в ванной. В чаше ванны было много червей, но я не трогала их, а наблюдала, как вода уносит их в сливное отверстие.

После ливня подул прохладный ветер, и стало так свежо, что я надела свитер, а тетушка Ифеома — рубашку с длинными рукавами, хотя по дому она обычно ходила в одной накидке. Мы все сидели на террасе и разговаривали, когда показалась машина отца Амади.

— Святой отец, вы же сказали, что будете очень заняты сегодня, — удивился Обиора.

— Я все время так говорю, чтобы оправдать свою зарплату, — ответил отец Амади. Он выглядел уставшим. Он протянул Амаке лист бумаги, на котором, как он сказал, написаны несколько разумно-скучных имен. После того как епископ использует это имя во время ее конфирмации, она может больше ни разу о нем не вспомнить. Ей нужно всего лишь выбрать одно из имен, и тогда он уедет. Проговаривая все это, отец закатывал глаза и произносил слова мучительно медленно. Но Амака, хоть и смеялась, списка у него не взяла.

— Я же сказала вам, Святой Отец, я не возьму английское имя, — сказала она.

— А я спрашивал тебя почему?

— А почему я должна это делать?

— Потому что это так делается. Давай сейчас отложим споры о том, что правильно и неправильно, — попросил отец Амади, и я заметила, что у него под глазами пролегли тени.

— Когда сюда пришли миссионеры, они не сочли имена игбо достойными и настояли на том, чтобы люди принимали крещение с английскими именами. Разве нам не стоит сделать следующий шаг?

— Сейчас все иначе. Не надо впутывать сюда вопросы, которые здесь не нужны, — спокойно сказал отец Амади. — Никому не приходится пользоваться этим именем. Посмотри на меня. Я всегда носил свое имя на игбо, но я был крещен как Михаил, а конфирмацию проходил как Виктор.

Тетушка Ифеома подняла глаза с бумаг, которые она заполняла, и сказала:

— Амака, ngwa, выбери имя и не мешай отцу Амади заниматься своей работой.

— Но тогда какой в этом смысл? — сказала Амака отцу Амади, будто и не слыша слов матери. — Выходит, церковь заявляет, что только английское имя сделает твою конфимацию достоверной. Но смотрите, Чимака значит «Бог прекрасен», Чима — «Бог всезнающ», Чебука — «Бог велик». Разве эти имена не прославляют Господа, так же как Павел, Петр и Симон?

Тетушка Ифеома начинала сердиться. Я поняла это по тому, как резко стал звучать ее голос.

— O gini?[142] Тебе не обязательно доказывать свое не имеющее отношения к делу мнение здесь! Сделай то, что тебе сказано, и пройди конфирмацию. Тебя никто не заставляет принять и использовать это имя!

Но Амака отказалась.

— Ekwerom, — сказала она матери. — Я не согласна.

А потом она ушла в свою комнату и включила музыку так громко, что тетушка Ифеома постучала к ней в дверь и прокричала, что та напросится на оплеуху, если немедленно не сделает магнитофон тише. Амака убавила громкость. Отец Амади уехал с несколько озадаченной улыбкой.

В тот вечер, после того как все успокоились, мы поужинали вместе, но обычного веселья за столом как не бывало.

А в следующее воскресенье Амака не присоединилась к молодым людям, пришедшим в церковь в белых одеждах и с зажженными свечами в сложенных газетах, чтобы защитить руки от плавящегося воска. У каждого к одежде был прикреплен листок бумаги с именем. Павел. Мария. Яков. Вероника. Девочки выглядели невестами, и я вспомнила свою собственную конфирмацию, после которой папа сказал мне, что я — невеста Христова. А я очень удивилась, потому что точно знала, что невеста Христова — это церковь.

Тетушка Ифеома захотела съездить на паломничество в Аокпе. Она сказала, что не знает, почему ей это пришло в голову. Возможно, причиной тому была мысль, что она может отсюда надолго уехать. Мы с Амакой согласились поехать с ней, а Джаджа отказался и с тех пор хранил полное молчание, будто проверял, кто посмеет спросить его о причинах такого решения. Обиора подумал и сообщил, что тогда он тоже останется и присмотрит за Чимой. Тетушка Ифеома отнеслась к этому спокойно. Она улыбнулась и сказала, что раз с нами не будет мужчины, она попросит отца Амади сопроводить нас.