Лиловый цветок гибискуса - [43]

— Оставь меня в покое! Nekwa апуа[90], ты уже не маленький!

Ее нижняя губа стала вполовину тоньше, потому что тетушка все время ее покусывала.

Во время ужина зашел отец Амади. Он принес стул из гостиной и сел, попивая воду из стакана, который подала ему Амака.

— Я играл в футбол на стадионе, а потом отвез мальчиков в город, угоститься akara и жареным бататом, — рассказал он, когда Амака спросила его, чем он занимался.

— Почему вы не сказали, что будете сегодня играть? — обиженно проговорил Обиора.

— Прости, я забыл, — в мелодии голоса отца Амади зазвучали ноты сожаления. — Но обещаю, что на следующих выходных заберу тебя и Джаджа.

Широко открыв глаза, я смотрела на него, потому что меня очаровывал его голос, и к тому же я понятия не имела, что священники умеют играть в футбол. Это казалось таким не свойственным служителю церкви, таким мирским. Отец Амади встретился со мной глазами, и я отвела взгляд.

— Может быть, Камбили тоже с нами сыграет, — предложил он. Его голос произнес мое имя, и у меня все внутри загудело, как натянутая струна. Я положила в рот еды, чтобы казалось, что высказаться мне мешает именно она. — Когда я только приехал сюда, Амака тоже с нами играла, но сейчас она проводит все свое время, слушая африканскую музыку и предаваясь несбыточным мечтам.

Все кузены рассмеялись, и Амака — громче всех, даже Джаджа улыбнулся. Только тетя промолчала, отстраненно накалывая на вилку маленькие кусочки.

— Ифеома, что случилось? — спросил отец Амади.

Тетушка покачала головой и вздохнула, словно только что поняла, что она не одна:

— Я сегодня получила вести из дома. Наш отец заболел. Я хочу привезти его сюда.

— Ezi oktvu[91]? — брови отца Амади нахмурились. — Да, здесь ему будет лучше.

— Дедушка Ннукву заболел? — резко вскинулась Амака. — Мама, когда ты об этом узнала?

— Сегодня утром. Позвонила его соседка. Хорошая женщина, Нвамгба. Она прошла пешком до самого Апко, чтобы найти телефон.

— Ты должна была нам сказать! — закричала Амака.

— О gini[92]? Разве я не сказала сейчас? — вспыхнула тетушка.

— Когда мы поедем в Аббу, мама? — спокойно поинтересовался Обиора, и в этот момент, как уже случалось прежде, я заметила, насколько он старше Джаджа.

— Мне не хватит бензина, даже чтобы добраться до Девятой мили, и я не знаю, когда его привезут. Денег на такси у меня нет, а везти сюда старого больного человека в автобусах, где столько народу, что твое лицо постоянно утыкается в чью-то немытую подмышку?.. — тетушка Ифеома покачала головой. — Я устала. Я так устала.

— В церкви есть аварийный запас топлива, — тихо сказал отец Амади. — Я точно смогу добыть вам галлон. Ektouzina[93], не расстраивайтесь.

Тетушка Ифеома кивнула и поблагодарила отца Амади, но ее лицо не расслабилось, и позже, вечером, когда мы молились, она пела очень тихо. Я изо всех сил старалась думать о радости, заключенной в божественных таинствах, но все время отвлекалась на мысли о том, где будет спать дедушка Ннукву. В маленькой квартире оставалось не так много места: гостиная была уже занята мальчиками, комната тетушки Ифеомы тоже забита — она и кладовая, и библиотека, и спальня для нее и Чимы. Его поселят во второй спальне, где спим мы с Амакой. Я пыталась решить, надо ли мне будет исповедоваться в том, что я делила кров с язычником. Немного подумав, я решила помолиться о том, чтобы папа никогда не узнал, что здесь был дедушка Ннукву и что я спала с ним в одной комнате.

После молитвы о пяти таинствах, перед тем как произнести: «Аве Мария», тетушка Ифеома помолилась за дедушку Ннукву. Она просила Всевышнего протянуть свою исцеляющую длань над ним так же, как он сделал это для свекрови апостола Петра. Она просила благословенную пресвятую Богородицу помолиться за старика. Она просила ангелов присмотреть за ним. Мое «Аминь» прозвучало позже остальных и было слегка удивленным. Когда папа молился за дедушку Ннукву, он просил только о том, чтобы Господь обратил его в истинную веру и спас от геенны огненной.

Отец Амади, еще меньше похожий на священника в шортах цвета хаки, которые заканчивались, едва дойдя до колена, появился рано утром. Он был не брит, и в ясном утреннем свете его щетина казалась нарисованной на щеках. Отец Амади припарковал свою машину вплотную к микроавтобусу тетушки Ифеомы, вытащил канистру с бензином и обрезанный садовый шланг.

— Давайте, я откачаю, отец Амади, — предложил Обиора.

— Только смотри не наглотайся.

Обиора поместил один конец шланга в канистру, а второй взял в рот. Я наблюдала, как он втянул щеки, затем быстро вынул шланг изо рта и вставил его в горловину бака машины тетушки Ифеомы. А потом закашлялся.

— Ну что, все-таки наглотался? — спросил отец Амади, хлопая Обиору по спине.

— Нет, — ответил Обиора в перерывах между приступами кашля. Он, хоть и отплевывался, выглядел очень гордым.

— Молодец. Imana[94], умение откачивать бензин в наши дни очень полезно, — удивительно, но даже насмешливая улыбка не исказила мягкие черты лица отца Амади.

Из дома вышла тетушка Ифеома, одетая в простую черную тунику. Ее губы потрескались без помады, но на этот раз ей было все равно.