Лиловый цветок гибискуса - [45]

— Пойду протру тетину машину, — вдруг сказал Джаджа, поднимаясь на ноги. — Жаль, что нет воды и я не могу ее вымыть. Она такая грязная.

Я смотрела, как он входит в квартиру. Джаджа никогда не мыл машину дома. Мне показалось, что его плечи стали шире, и я стала думать о том, возможно ли, чтобы плечи подростка раздались вширь в течение недели. Легкий ветер разносил вокруг запах пыли и листьев, которые обрезал Джаджа. Из кухни пахло специями, которые Амака использовала в своем ofe nsala. И только в этот момент я поняла, что Джаджа отбивал ритм одной из песен на игбо, которую тетушка Ифеома пела во время вечерней молитвы.

Когда доктор Ндуома ушел, я все еще сидела на террасе и читала. Он разговаривал и смеялся, рассказывая провожавшей его до машины тетушке Ифеоме о том, как сильно его искушает приглашение остаться на ужин и махнуть рукой на всех пациентов, которые ждут его в клинике.

— Этот суп пахнет так, что ясно — Амака всю душу в него вложила, — говорил доктор.

Тетушка Ифеома вернулась на террасу, глядя, как он выезжает со двора.

— Спасибо, nna m, — крикнула она Джаджа, который вытирал ее микроавтобус, припаркованный прямо напротив квартиры. Я никогда не слышала, чтобы она называла Джаджа «nna m», «отец мой». Так она обращалась только к своим сыновьям.

Джаджа подошел к террасе:

— Не за что, тетушка, — и он с гордостью расправил плечи. — Что сказал доктор?

— Он хочет провести небольшое обследование. Завтра утром я отвезу вашего дедушку Ннукву в медицинский центр.

Утром тетушка Ифеома поступила, как и собиралась, но быстро вернулась с обиженно поджатыми губами. Лаборатория тоже бастовала, поэтому анализы не взяли. Некоторое время тетя смотрела перед собой, потом сказала, что ей придется найти частную лабораторию. И уже гораздо тише добавила, что из-за безбожных расценок в частных лабораториях простой анализ на брюшной тиф стоит больше, чем лекарство от него. Придется ей спросить у доктора Ндуомы, насколько эти анализы необходимы. В университетской лаборатории с нее не взяли бы и кобо. В конце концов, в ее должности преподавателя есть свои плюсы. Она оставила дедушку дома и пошла в аптеку за лекарством, которое ему выписал доктор. Лоб тети прорезали морщины.

В тот вечер дедушка Ннукву чувствовал себя хорошо и даже встал, чтобы поужинать с нами. Тени на лице тетушки Ифеомы чуть отступили. На ужин были остатки ofe nsala и garri, который Обиора взбил до воздушной пенки.

— Нельзя есть garri на ночь, — сказала Амака, но она не хмурилась, как обычно, а улыбалась, показывая щербинку между зубами. Казалось, эта улыбка была с ней всегда, когда рядом сидел дедушка Ннукву. — Желудок с ним не справляется.

— А что же ваши отцы ели на ночь в свое время, gbo? — рассмеялся дедушка Ннукву. — Они ели простую маниоку. А garri — это уже для молодежи, у него даже вкуса маниоки нет.

— Но тебе надо съесть все, что у тебя на тарелке, nna anyi, — тетушка Ифеома протянула руку и отщипнула крохотный кусочек от garri дедушки Ннукву, проделала пальцем в нем небольшое углубление, поместила туда таблетку и скатала в шарик, который затем положила обратно на тарелку. То же самое она проделала с четырьмя другими таблетками.

— Иначе он не станет их принимать, — пояснила она по-английски. — Говорит, что таблетки горькие. Попробовали бы вы орехи колы, которые он с удовольствием жует. Они на вкус как рвота.

Кузены рассмеялись.

— Мораль, как и чувство вкуса, относительна, — сказал Обиора.

— А? Что это вы там обо мне говорите, gbo? — спросил дедушка Ннукву.

— Nna anyi, я хочу, чтобы ты их съел, только и всего.

Дедушка Ннукву старательно взял каждый скатанный комочек, обмакнул в суп и проглотил. Тетушка попросила его выпить воды, чтобы таблетки растворились и начали исцелять тело. Дедушка сделал пару глотков, прежде чем вернуть стакан на стол.

— Когда стареешь, с тобой начинают обращаться как с ребенком, — пробурчал он.

В этот момент телевизор издал шипящий звук, словно кто-то высыпал сухой песок на бумагу, и стало темно. Выключились все лампы, комнату окутало темнотой, как одеялом.

— Ну вот, — простонала Амака. — Лучшего времени, чтобы отключить электричество, они придумать не могли. А я хотела посмотреть одну передачу.

Обиора в полной темноте пробрался к двум керосиновым лампам, стоявшим в углу комнаты, и зажег их. Я почти сразу почувствовала керосиновый дым, у меня зачесалось горло и заслезились глаза.

— Дедушка Ннукву, расскажи нам историю, как ты делаешь в Аббе, — попросил Обиора. — Это намного лучше, чем телевизор.

— О di mma[98], но сначала ты объяснишь мне, как люди забираются в этот ящичек.

Все кузены рассмеялись.

— Расскажи историю о том, откуда у черепахи трещина на панцире, — вмешался Чима.

— А вот мне интересно, почему в наших историях так много говорится о черепахах, — заметил Обиора по-английски.

— Расскажи историю про черепашку, — повторил Чима.

Дедушка откашлялся.

— Давным-давно, когда звери разговаривали, а ящериц почти никто не видел, в стране зверей случился сильный голод. Посевы высохли, и земля потрескалась. Голод убил многих зверей, а у тех, кто остался в живых, не было сил исполнить танец скорби на церемонии прощания. Однажды собрались все самцы и стали решать, что же им делать, чтобы голод не унес всю деревню.