Лицом к лицу. О русской литературе второй половины ХХ – начала ХХI века - [64]
М. Айзенберг: Стихи скорее танец, чем рассказ. Какой-то внутренний танец нервов и толчков крови. Мускульное, телесное усилие письма – куда более естественное продолжение (и выведение на поверхность) такого «танца», чем другие способы фиксации. С этой физикой стиха запись от руки соотносится почти напрямую.
М. Амелин: На мой взгляд, нет, если стихотворение уже сложилось в готовое целое у автора в голове (у меня такого, увы, не происходит).
Д. Быков: В моем случае – никакой абсолютно.
Д. Веденяпин: Мне кажется, есть. Впрочем, машинкой я давно не пользуюсь, а компьютер использую, как я уже написал, только когда все уже готово. Все основное происходит до и вне записи.
С. Гандлевский: Для меня принципиальной разницы нет, потому что я стихи не пишу, а слагаю: когда иду куда-нибудь по делам или гуляю с собакой. За письменным столом при написании стихов я провожу очень мало времени – записываю результат и, бормоча, слоняюсь дальше, если есть свободное время. Если меня вообще лишить всяких писчих принадлежностей (а к компьютеру у меня именно такое отношение), я стану сочинять стихи только в голове – я и так их главным образом в голове сочиняю. Правда, тогда я буду лишен немаловажной для меня составляющей «писания»: прочесть свои стихи, как чужие, с листа и подвергнуть их объективной редактуре – без скидок на поэтические вольности и прочие страсти-мордасти. При прочтении с листа могут проявиться несообразности, не различимые при произнесении – повторы служебных слов, однокоренные слова и прочие ляпы.
Н. Горбаневская: Для меня никакой. Лишь бы успеть, не забыть. На машинке я уже сто лет не печатала, но раньше машинка мне служила точно так же, как компьютер, т. е. на последней стадии.
М. Гронас: Нет.
О. Дозморов: Для сочинения, думаю, особой разницы нет, так как в моем случае основная работа проходит в уме, а вот для последующей доводки текста удобнее компьютер.
Т. Кибиров: Не знаю. Наверное, нет.
М. Кукин: Да, разница есть и довольно существенная. Компьютер или смартфон с большим экраном сейчас для меня удобнее. Блокнот не всегда под рукой, смартфон – всегда. Особенно заметно это преимущество в дороге (где стихи приходят в голову чаще, чем на работе или дома). Кроме того, текст на экране – отчетливее и сразу отстраненнее. Мне кажется, это важно для пишущего – возможность взглянуть со стороны на то, что у тебя получается, начиная с самых первых редакций.
А. Кушнер: Стихи пишу только рукой (ручкой). Ощущаю связь между умственным и мышечным импульсом, мыслью и движением руки (ручки) по бумаге. Голос и почерк тесно связаны. Кроме того, необходимо видеть всю страницу, иметь возможность перечеркивать слова и строки – и видеть перечеркнутое, иметь возможность делать поправки и дополнения слева и справа, сверху и снизу, подбирать и записывать рифмы, восстанавливать перечеркнутое, вставлять новую строфу, менять местами строфы и т. д. Текстологи, имея дело с автографом, как правило, читают текст сверху вниз, хотя на самом деле верх мог быть записан позже, побочные записи могли быть сделаны в разное время, точную последовательность создания текста восстановить невозможно. Машинкой не пользуюсь уже лет десять-двенадцать. Текст, перепечатанный на компьютере, помогает в заключительной стадии работы посмотреть на сделанное со стороны, увидеть погрешности, внести исправления.
Л. Лосев: Не знаю. Я привык записывать рукой.
В. Павлова: Нет, никакой. Но я записываю ручкой.
В. Полозкова: Для меня принципиальная – у меня строго определенная любимая ручка и единственный блокнот, и непосредственный, физический контакт с текстом для меня обязательная часть процесса – зачеркивать, переносить, оставлять пустые места для еще не найденного слова и т. д. За жизнь у меня несколько десятков таких блокнотов, никакие электронные архивы с ними не сравнятся.
Л. Рубинштейн: Я думаю, что есть. Потому что поэзия по моим представлениям – искусство в значительной мере телесное, подчиненное и особенностям авторского почерка и авторской артикуляции. Раньше я писал только рукой. А уж потом перепечатывал на машинке. И, кстати, оригиналы (то есть те, которые являются потенциальными объектами выставочных экспозиций или коллекционирования) многих моих картотек 80-х годов существуют именно в рукописном, а не в машинописном виде. Но в последние годы (а в последние годы я стихи сочиняю редко) я пишу на компьютере.
О. Седакова: См. предыдущее. Записывать в конце концов все равно как. А статьи, эссе при этом пишу на компьютере.
Е. Симонова: Разница есть, а вот какая, понятия не имею. Но в разные периоды писала или только карандашом в тетради исключительно в клеточку, или только красной ручкой, или на электрической машинке, сейчас вот – только компьютер. Просто было удобнее думать и записывать только именно так и никак иначе. Но тогда у меня просто еще не было постоянного доступа к компьютеру/телефону и интернету)).
Е. Фанайлова: Машинка – самый медленный способ и годится только для фиксации написанного от руки. В принципе, большой разницы между ручкой и компьютером не вижу.
А. Цветков: Разницы уже не помню. Помню только, что от руки выходило грязно и с помарками, а в компьютере чисто и помарки не отвлекают.
Сборник посвящен поэме Вен. Ерофеева «Москва–Петушки» как образцу прозы второй половины XX века. В статьях предлагаются разные подходы, позволяющие, по мнению авторов, относительно объективно понять и истолковать подобные произведения.В заключение публикуется записная книжка Вен. Ерофеева 1974 года.
Перед вами сборник лекций известного российского литературоведа, в основе которого – курс, прочитанный в 2017 году для образовательного проекта «Магистерия». Настоящее издание – первое в книжной серии, в которой российские ученые будут коротко и популярно рассказывать о самом важном в истории культуры.
Эта книга о Сергее Есенине (1895–1925) – новый, непредвзятый взгляд на его драматическую судьбу. Здесь подробно исследованы обстоятельства его жизни, в которой порой трудноразличимы миф и реальность, маска и подлинное лицо. Авторы книги – авторитетные филологи, специалисты по литературе русского модернизма – на основе многочисленных документальных свидетельств стремятся воссоздать образ Есенина во всей его полноте. Следуя от раннего детства до трагического финала жизни поэта, они выявляют внутреннюю логику его биографии.
Жизнь Осипа Мандельштама (1891–1938), значительнейшего поэта XX столетия, яркая, короткая и трагическая, продолжает волновать каждое новое поколение читателей и почитателей его таланта. Акмеист в предреволюционное время, он состоял в чрезвычайно сложных отношениях со своим веком. Слава его выплеснулась далеко за пределы России и той эпохи. Итальянский режиссер Пьер Пазолини писал в 1972–м: «Мандельштам… легконогий, умный, острый на язык… жизнерадостный, чувственный, всегда влюбленный, открытый, ясновидящий и счастливый даже в сумерках своего нервного заболевания и политического кошмара… причудливый и утонченный… – принадлежит к числу самых счастливых поэтических прозрений XX века».
В очередной сборник «Литературный текст: проблемы и методы исследования» вошли статьи, подготовленные на основе докладов, которые прозвучали в октябре 2001 года на Международной конференции «Мотив вина в литературе».
Мемуары Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» читают и перечитывают уже несколько десятилетий, однако загадки и тайны до сих пор не раскрыты. Олег Лекманов – филолог, профессор Высшей школы экономики, написавший книги об Осипе Мандельштаме, Сергее Есенине и Венедикте Ерофееве, – изучил известный текст, разложив его на множество составляющих. «Путеводитель по книге «На берегах Невы» – это диалог автора и исследователя. «Мне всегда хотелось узнать, где у Одоевцевой правда, где беллетристика, где ошибки памяти или сознательные преувеличения» (Дмитрий Быков).В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Почему я собираюсь записать сейчас свои воспоминания о покойном Леониде Николаевиче Андрееве? Есть ли у меня такие воспоминания, которые стоило бы сообщать?Работали ли мы вместе с ним над чем-нибудь? – Никогда. Часто мы встречались? – Нет, очень редко. Были у нас значительные разговоры? – Был один, но этот разговор очень мало касался обоих нас и имел окончание трагикомическое, а пожалуй, и просто водевильное, так что о нем не хочется вспоминать…».
Деятельность «общественников» широко освещается прессой, но о многих фактах, скрытых от глаз широких кругов или оставшихся в тени, рассказывается впервые. Например, за что Леонид Рошаль объявил войну Минздраву или как игорная мафия угрожала Карену Шахназарову и Александру Калягину? Зачем Николай Сванидзе, рискуя жизнью, вел переговоры с разъяренными омоновцами и как российские наблюдатели повлияли на выборы Президента Украины?Новое развитие в книге получили такие громкие дела, как конфликт в Южном Бутове, трагедия рядового Андрея Сычева, движение в защиту алтайского водителя Олега Щербинского и другие.
Курская магнитная аномалия — величайший железорудный бассейн планеты. Заинтересованное внимание читателей привлекают и по-своему драматическая история КМА, и бурный размах строительства гигантского промышленного комплекса в сердце Российской Федерации.Писатель Георгий Кублицкий рассказывает о многих сторонах жизни и быта горняцких городов, о гигантских карьерах, где работают машины, рожденные научно-технической революцией, о делах и героях рудного бассейна.
Свободные раздумья на избранную тему, сатирические гротески, лирические зарисовки — эссе Нарайана широко разнообразят каноны жанра. Почти во всех эссе проявляется характерная черта сатирического дарования писателя — остро подмечая несообразности и пороки нашего времени, он умеет легким смещением акцентов и утрировкой доводить их до полного абсурда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Хуберт Зайпель имеет лучший доступ к Путину, чем любой другой западный журналист» («Spiegel»). В этом одно из принципиально важных достоинств книги – она написана на основе многочисленных личных встреч, бесед, совместных поездок Владимира Путина и немецкого тележурналиста. Свою главную задачу Зайпель видел не в том, чтобы создать ещё один «авторский» портрет российского президента, а в том, чтобы максимально точно и полно донести до немецкого читателя подлинные взгляды Владимира Путина и мотивы его решений.
Книга посвящена истории русского неоязычества от его зарождения до современности. Анализируются его корни, связанные с нарастанием социальной и межэтнической напряженности в СССР в 1970-1980-е гг.; обсуждается реакция на это радикальных русских националистов, нашедшая выражение в научной фантастике; прослеживаются особенности неоязыческих подходов в политической и религиозной сферах; дается характеристика неоязыческой идеологии и показываются ее проявления в политике, религии и искусстве. Рассматриваются портреты лидеров неоязычества и анализируется их путь к нему.
В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)
Мама любит дочку, дочка – маму. Но почему эта любовь так похожа на военные действия? Почему к дочерней любви часто примешивается раздражение, а материнская любовь, способная на подвиги в форс-мажорных обстоятельствах, бывает невыносима в обычной жизни? Авторы рассказов – известные писатели, художники, психологи – на время утратили свою именитость, заслуги и социальные роли. Здесь они просто дочери и матери. Такие же обиженные, любящие и тоскующие, как все мы.