Лгунья - [5]

Шрифт
Интервал

С тех пор Реджинальду частенько не хватало этого имени. Сколько раз порывался он написать в Алькобасу, — там наверняка помнили об этом скандальном происшествии; сколько раз порицал себя за то, что не отправился в Ливью — жить рядом с восьмилетней, влюбленной в него девочкой. То был его грех перед Богом, и он зачтется ему в Судный День. Правда, для этого сначала следовало умереть… Он мог бы послать ей игрушки, получить от нее портрет в красном платьице… Кто же, кто же, в конце концов, смог ее утешить? Она жила в той глухой португальской провинции, где мужчины бьются дубинками до смерти. Кто же, кто бился на дубинках за нее? При ее-то «везении», тот, кого она полюбила, скорее всего должен был погибнуть в такой схватке или выйти из нее с выбитыми зубами, с вытекшим глазом. Но тогда приняла ли она его соперника?..

Пока Реджинальд, погруженный в размышления о маленькой португалочке, проходил по аллеям Сен-Жермена, Нелли в самом безрадостном настроении прогуливалась на другом конце леса. Ее консьержка, узнав, что Мадам едет «на природу», поймала ее в дверях и навязала в попутчицы свою дочку, восьмилетнюю девочку, которой Нелли не смогла отказать в удовольствии прогулки. Но если так трудно найти свою любовь, будучи одной, то, поверьте, не очень-то приятно искать ее в компании маленькой девочки. Да и было в этой прогулке что-то лицемерное: ребенок думал, будто его ведут в лес, а вместо этого они оказались на площадке, открытой всем ветрам и каждую минуту напоминающей о том, что Париж всего в двух шагах. Впрочем, Люлю сразу обо всем догадалась. Когда, по прошествии получаса, Нелли так и не сдвинулась со скамейки, согласившись лишь издали наблюдать за «охотой на леопарда», развернувшейся в чаще, Люлю поняла, что Мадам кого-то ждет, и пришлось Нелли посвятить ее в свою тайну.

— Кто должен прийти?.. Один друг… Какой друг? Знает ли его Люлю?.. Нет, Нелли и сама не уверена, что узнает его… Почему? Они назначили друг другу свидание письмом? Ой, наверно, они познакомились по брачным объявлениям! Точно так вышла замуж ее мать; она нашла себе такого милого, доброго, щедрого господина, — настоящий друг, не покидает ее ни днем, ни ночью (вышеописанный господин был отцом Люлю, лодырем, вечно без гроша в кармане; он ежедневно напивался в стельку и колотил их обеих до полусмерти перед тем, как отправиться в бистро…)… О нет, это кузен, дальний родственник, она его очень любит, однажды в детстве он ее спас… А он-то, он ее любит?.. Да, он поклялся, что будет хранить ей верность до гроба… А как же они узнают друг друга, по цветку, по газете в руке?.. Нет, ни по чему, но они непременно друг друга узнают.

Люлю вовсе не была в этом уверена… Она засыпала Нелли вопросами, а та с удовольствием погружала девочку в атмосферу романа, который еще и не существовал, но уже получил право на существование благодаря простодушной вере Люлю.

— Вот он! — восклицала Нелли. — Смотри, у него гвоздика в петлице.

Но нет, это был не он, это прогуливал своих китайских собачек майор запаса Лорибаль. Впрочем, майор Лорибаль действительно остановился перед Нелли, загородив собою весь вид, потоптался в нерешительности, но, так и не осмелившись заговорить, кашлянул и удалился.

— Вот он! Смотри, как спешит! — восклицала опять Нелли.

И в самом деле, из чащи Сен-Жерменского леса быстрым шагом выходил мужчина с большими голубыми глазами. Он был красив, он был в визитке… Но, увы, это был не тот… И вдруг Люлю угадала по лицу Нелли, что явился настоящий.

Люлю твердо верила, что он тотчас признает Мадам. У него были добрые глаза, он не носил монокля. Он был прост и, значит, душа его полна воспоминаний. И потом, кого ж еще узнавать на этой площадке, как не Мадам?! Даже те, кто ее никогда не видел, — майор Лорибаль, юный голубоглазый архивариус — и те ее признали.

— А у вас был условный сигнал, когда вы встречались?

— Да, — отвечала Нелли, — обычно я насвистывала три первые ноты из «Прощальной песни»[2].

— Ну так вам надо свистнуть, и он подойдет. Вот он… сидите смирно!

И они обе замерли на скамейке, тесно прижавшись друг к дружке; так дети, играющие в прятки, укрываются в шкафу; Нелли с застывшим, устремленным вперед взглядом, и Люлю, чьи глазки бегали, как мыши, обшаривая аллею, откуда до них уже доносился скрип песка под ногами Реджинальда.

Он шел прямо, никуда не сворачивая.

— Эй! — крикнула Люлю.

— Молчи! — одернула ее Нелли.

— Он глядит на нас, ну, наконец-то он глядит!

И действительно, Реджинальд, словно разбуженный зовом Люлю, взглянул на их парочку, улыбнулся Люлю, как будто узнав ее, и… прошел мимо.

— Неблагодарный! — возмутилась та. — Мужчины — они все такие?

— Да, — ответила Нелли. — Все… если не считать этого.

Довольно неожиданный вывод. Но Люлю верно поняла его.

— У некоторых мужчин плохая память на лица, они никогда не признают знакомых. До чего ж это ужасно, особенно когда мужчина из симпатичных и привязчивых! Они признают одни только шляпки, так мамаша говорит. Вы какую носили в последний раз, когда он вас видел?

— Маленький ток из перьев гагары. Я тебе подарю его сегодня вечером, если он меня узнает.


Еще от автора Жан Жироду
Безумная из Шайо

«Безумная из Шайо» написана в годы Второй мировой войны, во время оккупации Франции немецкими войсками. В центре сюжета – дельцы, разрабатывающие план фактического уничтожения Парижа: они хотят разведывать в городе нефтяные месторождения. Но четыре «безумные» женщины из разных районов решают предотвратить это, заманив олигархов в канализационные тоннели.


Бэлла

ЖИРОДУ́ (Giraudoux), Жан (29.X.1882, Беллак, — 31.I.1944, Париж) — франц. писатель. Род. в семье чиновника. Участвовал в 1-й мировой войне, был ранен. Во время 2-й мировой войны, в период «странной войны» 1939-40 был комиссаром по делам информации при пр-ве Даладье — Лаваля, фактически подготовившем капитуляцию Франции. После прихода к власти Петена демонстративно ушел с гос. службы. Ж. начал печататься в 1904.


Эглантина

Жан Жироду — классик французской литературы (1882–1944), автор более 30 произведений разных жанров, блестящий стилист, зоркий, остроумный наблюдатель, парадоксальный мыслитель. В России Жироду более известен как драматург — шесть его пьес были опубликованы. Роман «Эглантина» входит в своеобразную четырехтомную семейную хронику, посвященную знатной семье Фонтранжей, их друзьям и знакомым. Один из этих романов — «Лгунья» — опубликован издательством «МИК» в 1994 г. В «Эглантине» речь идет о событиях, которые предшествовали описанным в «Лгунье». На русском языке произведение публикуется впервые.


Рекомендуем почитать
Избранные романы в одном томе

Чарлз Диккенс (1812–1870) — один из величайших англоязычных прозаиков XIX века. «Просейте мировую литературу — останется Диккенс», — эти слова принадлежат Льву Толстому. В данное издание вошли его известные романы и первым стоит «Холодный дом». Большой мастер создания интриги, Диккенс насытил эту драму тайнами и запутанными сюжетными ходами. Над этим романом вы будете плакать и смеяться буквально на одной странице, сочувствовать и сострадать беззащитным и несправедливо обиженным — автор не даст вам перевести дух. «Крошка Доррит» — роман, в котором органично смешаны лиризм, трагедия, абсурд и фарс.


Шесть повестей о легких концах

Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».


Идиллии

Книга «Идиллии» классика болгарской литературы Петко Ю. Тодорова (1879—1916), впервые переведенная на русский язык, представляет собой сборник поэтических новелл, в значительной части построенных на мотивах народных песен и преданий.


Преступление Сильвестра Бонара. Остров пингвинов. Боги жаждут

В книгу вошли произведения Анатоля Франса: «Преступление Сильвестра Бонара», «Остров пингвинов» и «Боги жаждут». Перевод с французского Евгения Корша, Валентины Дынник, Бенедикта Лившица. Вступительная статья Валентины Дынник. Составитель примечаний С. Брахман. Иллюстрации Е. Ракузина.


Редкий ковер

Перед вами юмористические рассказы знаменитого чешского писателя Карела Чапека. С чешского языка их перевел коллектив советских переводчиков-богемистов. Содержит иллюстрации Адольфа Борна.


Исповедь убийцы

Целый комплекс мотивов Достоевского обнаруживается в «Исповеди убийцы…», начиная с заглавия повести и ее русской атмосферы (главный герой — русский и бóльшая часть сюжета повести разворачивается в России). Герой Семен Семенович Голубчик был до революции агентом русской полиции в Париже, выполняя самые неблаговидные поручения — он завязывал связи с русскими политэмигрантами, чтобы затем выдать их III отделению. О своей былой низости он рассказывает за водкой в русском парижском ресторане с упоением, граничащим с отчаянием.