Левый фланг - [37]

Шкодунович утвердительно качнул своей красивой головой.

— Да, чуть не забыл. У меня же есть к вам одно весьма тонкое дельце.

— Слушаю вас, — и комкор снова чутко насторожился (приберег все-таки что-то неприятное).

— Вот, почитайте.

Это было письмо капитана Лебедева, адресованное лично маршалу Толбухину. Не рапорт, не докладная записка, которая вряд ли могли так просто добраться по служебной лестнице до командующего фронтом, а именно личное письмо. У Лебедева нашлась верная зацепка: он был земляком Толбухина, тоже из ярославского пригородного села, — потому-то письмо без всяких задержек и было передано по назначению.

Капитан Лебедев просил разрешения на брак с югославской гражданкой Недой Симич из города Ягодины.

— Ну, что скажете, Николай Николаевич?

— Я затрудняюсь. Случай из ряда вон выходящий.

— Вот так. Вот и с такими просьбами обращаются ко мне. Думают, что командующий фронтом все может. Парень-то он стоящий?

— Боевой, заслуженный. Начарт полка. Кстати, друг того самого Дубровина, комбата, которому недавно присвоено звание Героя.

— Вот ведь дело-то какое. А что я могу ответить?

— Кончится война, тогда…

— Легкий ответ, Николай Николаевич! Не такого ответа ждет от меня мой земляк. Влюбился бы он в русскую девушку — дело другое: своих я не одну пару  о б в е н ч а л. А тут моя власть кончается, тут дипломатический вопрос. Но любовь, знаете ли, не считается с дипломатией.

Шкодунович, старательно пряча улыбку в короткие усы, мельком поглядывал на Толбухина, все больше проникаясь к нему сердечным уважением.

— Давайте сделаем вот так: когда дивизия Бойченко будет перебрасываться в Венгрию, откомандируйте капитана Лебедева в распоряжение югославского командования в качестве инструктора-артиллериста. Он знающий артиллерист?

— Толковый.

— Ну и пусть пока остается в Югославии. Думаю, что так он скорее получит  б л а г о с л о в е н и е  сразу с двух сторон — и с нашей, и с югославской. Ну, здорово придумано? — хитро прищурился Толбухин и, довольный своим планом, громко, молодо рассмеялся.

Шкодунович никогда не видел его в таком настроении хотя и знал, что в нем завидно уживаются, казалось бы, исключающие друг друга черты характера — врожденное крестьянское добродушие и благоприобретенная в строю твердость воли.

Позвонил начальник оперативного управления штаба. Он сообщил, что дивизия Бойченко полностью выбила немцев из Трговиште.

— Поздравляю вас, Николай Николаевич! — сказал Толбухин, с удовольствием потирая ладони, словно речь шла о какой-то чрезвычайно важной победе всего корпуса. — Теперь я за левый фланг спокоен. Займусь правым.

Шкодунович встал.

— Разрешите идти?

— Напрасно оторвал я вас от дела. Мнительный стал под старость лет. Не забудьте наш договор насчет капитана Лебедева.

— Будет исполнено.

— Вот так. И ободрите парня. Мы, люди в годах, живем одними воспоминаниями, а молодежь — она питается надеждами. Вот так… А знаете, Николай Николаевич, не плохо бы, совсем неплохо, освободить перед уходом из Сербии этот ее старинный городок.

— Кралево?

— Да, Кралево.

— Постараемся.

Шкодунович пожал мягкую, но сильную руку Толбухина, привычно круто повернулся, пошел к выходу.

— И насчет Ясско-Кишиневской операции тоже подумайте, — сказал вдогонку маршал.

Комкор приостановился у двери.

— Я тут все подбивал Сергея Семеновича. Надо бы написать. Не ради славы, ради правды. Романы и без нас с вами напишут, а военную историю не хотелось бы доверять тыловым писцам.

— Если генерал-полковник Бирюзов возьмет в соавторы, я не против.

— В таком деле кто начинает, тот и главный! — погрозился на прощание Толбухин.

Он долго стоял у карты один. Широкий Дунай, который до сих пор был осью наступления Второго и Третьего Украинских фронтов, сейчас надежно прикрывал немецкие войска от Будапешта до устья Дравы. Он тек здесь вдоль меридиана, пересекая почти всю Венгрию — от чехословацкой границы до югославской. Трудный порожек. Только бы не споткнуться, а там, за Дунаем, уже начинается предполье общей победы. Несколько стрелковых батальонов удачно зацепились за тот берег. Лиха беда начало! Теперь надо каждый день наращивать десанты на плацдармах, пока немцы не подтянули сюда резервы. Что это как медленно подходит Четвертая гвардейская? Но идет, идет! Скоро можно будет и ее ввести в дело прямо с марша, и тогда — сосредоточенный удар на северо-запад, во фланг будапештской группировки. Военная история, между прочим, любит повторяться: опять, как и в районе Кишинева, успех решит координация усилий двух фронтов. Значит, опять пожалует кто-нибудь из представителей  в е р х а. Народ они, в общем, весьма приятный, особенно в часы вечерних, на сон грядущий, оперативно-стратегических бесед, однако сам-то ты чувствуешь себя при таком высоком госте вроде бы стажером в маршальских погонах. А впрочем, со стороны всегда виднее, и, может, человек нигде не испытывает большего желания что-то подсказать, посоветовать, как именно здесь, на фронте. Ну да ладно, бог с ними, с уполномоченными. Лишь бы только не споткнуться на дунайском-то пороге…

И Толбухин стал обдумывать, вариант за вариантом, во всех деталях, предстоящий глубокий прорыв немецкой обороны на западном берегу Дуная.