Лев Троцкий. Оппозиционер, 1923-1929 - [23]

. Письмо свидетельствовало о том, какими методами управлял Интернационал европейскими партиями, являвшимися всего лишь его секциями, то есть составными частями единой мировой коммунистической партии. «Создавать ли на конгрессе официально новый Центральный комитет французской коммунистической партии?» — ставил вопрос Лев Давидович, озабоченный не самим существом дела — грубым вмешательством в дела одной из партий, причем в то время самой крупной в Коминтерне, — а только тем, какое впечатление это произведет и к каким последствиям приведет. Троцкий опасался, как бы столь кардинальное решение не имело своим прямым результатом разрыв французских коммунистов с Коминтерном. Поэтому он предлагал, чтобы конгресс принял осторожное, рекомендательное решение, означавшее, что «нынешний центристский ЦК просуществует еще некоторое время в качестве руководящего органа партии»[149].

В результате по докладу Троцкого 1 декабря конгресс решил, что в ЦК французской компартии (ФКП) должны быть представлены все фракции по принципу пропорционального представительства и что оснований для раскола в этой партии не существует[150]. Тем не менее, опять-таки по инициативе Троцкого, конгресс принял документ «Рабочая и боевая программа Французской коммунистической партии»[151], в котором позволил себе диктовать этой партии, как ей следует себя вести, в частности в борьбе «против Версальского договора и его последствий».

Троцкий высказывался и по итальянскому вопросу, фактически поддерживая левую фракцию Амедео Бордиги[152], возглавлявшего компартию, против центристов (так называемых «максималистов»), во главе которых стоял Джачинто Серрати[153], но советовал Бордиге придерживаться значительно более осмотрительной тактики и дать формальное согласие на объединение с «максималистами» при сохранении «величайшей бдительности» к пережиткам центризма[154].

Если на предыдущих конгрессах Троцкий избирался членом Исполкома Коминтерна, то теперь он оказался кандидатом в члены. Таким же кандидатом был избран Ленин[155]. Казалось, ничто не предвещало новой революционной бури. Но с самого начала 1923 г. развернулись события, которые многие деятели Коминтерна оценили как весьма вероятное начало европейской революции — в Германии, руководители которой систематически саботировали выплату репараций странам Антанты, установленных Версальским договором. Важным средством саботажа была безудержная денежная эмиссия[156]. В течение всей второй половины 1922 г. французские власти угрожали Германии оккупацией. В этих условиях правительство Вильгельма Куно, образованное в ноябре 1922 г., попыталось прощупать, возможна ли поддержка Советской России в случае, если вторжение французских войск в Германию будет осуществлено.

22 декабря 1922 г. посол Германии в Москве граф Ульрих Брокдорф-Рантцау встретился с Троцким и поставил перед ним вопрос, как правительство Советской России относится к военному шантажу со стороны Франции. Наркомвоенмор ответил уклончиво, но благожелательно, и этот ответ удовлетворил немцев. «В момент, когда Франция предпримет военные действия, все будет зависеть от того, как поведет себя германское правительство. Германия сегодня не в состоянии оказать значительное военное сопротивление, однако правительство может своими действиями дать понять, что оно исполнено решимости не допустить такого насилия. Если Польша по зову Франции вторгнется в Силезию, то мы ни в коем случае не останемся безучастными, мы не можем этого потерпеть и вступимся!»[157] — так записал германский посол ответ Троцкого.

Троцкий, таким образом, провоцировал немцев, причем события стали развертываться непредсказуемым образом. 11 января 1923 г. Рурская область Германии — промышленное сердце этой страны — была оккупирована войсками Франции и Бельгии. Французское правительство (Бельгия играла лишь вспомогательную роль) стремилось добиться исправной уплаты репараций. Правительство Куно вместо капитуляции ответило противодействием, объявив «пассивное сопротивление». Предприятия в оккупированной области прекратили работу. В стране начался затяжной тяжелейший экономический, а затем и политический кризис. Развернулись массовые забастовки и демонстрации. Полиция стреляла по уличным шествиям. В июне 1923 г. прошла 100-тысячная забастовка в Силезии. 6 августа Куно ушел в отставку. Новое правительство во главе с Густавом Штреземаном взяло курс на мирное разрешение конфликта.

Ситуация в Германии находилась в центре внимания советского руководства. Особенно бдительно за ней следил Троцкий. Он отлично понимал, что, если кризис в Германии перейдет в стадию вооруженного выступления с участием коммунистов, а тем более под руководством компартии, это будет означать начало германской, а может быть, и европейской социалистической революции.

В августе 1923 г. Троцкий, Зиновьев и Бухарин отдыхали в Кисловодске. Они, однако, продолжали внимательнейшим образом наблюдать за драматическими событиями в Германии[158]. На состоявшемся 9 августа заседании Политбюро решено было вызвать в Москву руководящих представителей германской компартии для обсуждения положения в связи с событиями в Германии. 11 августа Троцкий телеграфировал Сталину: «Считаю необходимым совещание в Москве особенно ввиду того, что [с] нашей стороны своевременно принят ряд подготовительных мер». Имелось в виду, что по приказу Троцкого части Красной армии были выдвинуты к западным границам. Нарком продолжал: «Могу выехать в среду 15 августа, предпочел бы выехать по ходу лечения в субботу 18 августа. Перерыв должен длиться не более недели»