Лето в холодном городе - [4]

Не хотел бы лихо расплескивать здоровье и умереть молодым, как тот мужчина. Ведет здоровый образ жизни, последние годы не курит и не пьет, не ест жареного и острого. Уже шестьдесят, и давно пора всерьез заботиться о здоровье. Пусть не играет с ними, со всеми этими, в шахматы и домино под навесами в лесопарке, зато много ходит — полезно для сердца. А они вечно пьют свою водку и неподвижностью насиживают себе инфаркты с инсультами. Они будут умирать некрасиво, разорванно, когда один орган отказывает, а другие еще могут жить, борются, но вынуждены тоже умереть, как здоровые молодые матросы на затонувшей подлодке, дышащие до последнего, дышащие тогда, когда старик на их месте уже умер бы, но в конце концов вынужденные тоже задохнуться.

Нет, не будет такого! Умрет гармонично, угасая постепенно, всеми органами одинаково. Смерть будет как сгущающиеся сумерки после заката жаркого июльского дня. И когда наступит смерть, все органы будут согласны, что пора, и момент перехода будет почти незаметным, почти безболезненным.

Позавтракав неторопливо манной кашей, яйцом в мешочек без соли и черным хлебом с кусочком холодной вареной говядины, выпив через пятнадцать минут после еды чашку некрепкого теплого чая, плотно одевается, кладет в обширный внутренний карман пуховика жестяную банку консервированных персиков и острый короткий нож. Не консервный, настоящий, смертоносный.

На улице солнечно и прозрачно до рези в глазах. Мороз так свиреп, что лед в лужах ссохся и потрескался, но после ветра последних дней, пробиравшего до костей, солнечный мороз приятен. У скамейки соседнего подъезда стоят трое, им лет по пятьдесят. Их укутанные фигурки раздуты и неуклюжи, лица младенчески розовые и счастливые.

Почти любит их, почти! Впрочем, не пожалел бы ни одного, попадись они ему в другом месте...

На скамейке стоит водка, классические пол-литра на троих, и ничего больше. Трое закидывают в глотки по очередной маленькой порции из пластиковых стаканчиков и закрывают лица рукавами. Из окна второго этажа высовывается круглая женщина, нагибается, что-то кричит им злобно, один из них поднимает голову и досадливо машет ей рукой. "Да околейте вы", — говорит она и исчезает. Один из них комично пожимает плечами и плескает в стаканчики еще по полглотка.

Заметили! Поворачивают головы, смотрят, улыбаются, подзывают жестами.

Нет! Часто-часто машет головой из стороны в сторону, смотрит в землю, ускоряет шаг, не оглядывается, но созерцает внутренним взором отпечатки их лиц, стремительно распадающиеся. До чего же они добры и лучатся здоровьем! Это все обманщик-алкоголь. Он, как любой коварный демон, стремится быть услужливым. Он соскабливает кору серой штукатурки, которой замазывает лица так называемая приспособленность, мрачная вещь. Он впрыскивает в кровь порцию молодой жизни, в кредит под проценты.

Как странно, что алкоголь вреден! Мир, в котором он исключительно полезен, а выпить его много невозможно, был бы гораздо более дружелюбным миром. Гораздо более возможным миром. Был бы.

Однажды — в этом году или в какой-то из прошлых? — зашел в лесопарк так далеко, что дошел до кольцевой дороги. За дорогой раскинулся чистый, свежий, с радужными детскими площадками и красными дорожками, спальный район. И представилось, что если перейти туда не по пешеходному мосту, а с закрытыми глазами перебежать через десять полос и не быть сбитым, окажешься не просто в новеньком районе, по которому будешь грустно бродить, разглядывая красивые машины и завидуя молодым мамам в чистых сквериках, — нет! Окажешься в особом районе.

Этот район стоит на волшебном месте, где очень близко к поверхности пролегает Кость Мироздания. Дальше Кость ныряет в самые недра вселенной, и другие районы, города и страны так далеки от нее, что лучистая благодать почти не доходит до них. В обыденном мире Кость находится везде и нигде, так что никакая общность и даже никакая отдельная личность не может быть целиком к ней близка. Вспыхнуть в непосредственной близости от нее могут отдельные минуты отдельного человека, отдельные поступки, отдельные мысли, и всегда человек чувствует лишь отголоски благодати, всегда его только дразнят запахи вкусной еды, которую готовят и едят в другой квартире. Там же, в волшебном районе, Кость Мироздания просто близка, без ограничений. Вода, льющаяся там из кранов — живая вода, ведь трубы водопровода пролегают над самой Костью. Каждое впечатление, событие, поступок живущих там овеяны святостью, потому что все происходящее — исполнение долга перед Костью, которая одна знает, как надо жить человеку и что чувствовать. Исполнение долга, более того, неизбежно, ведь ошибок в ауре Ее благодати быть не может. Это первый компонент совершенного счастья живущих в том волшебном районе — невозможность оступиться. Второй компонент — свобода от смерти. Люди там не умирают — они однажды решают уйти и уходят куда глаза глядят, а во все стороны от волшебного района, не в нашем, а в том, тонком пространстве, раскинулись холмистые равнины с полями, лесами и реками. Они уходят в бесконечность, и сколько бы людей ни родилось, не пожило и не ушло из волшебного района, равнина никогда не переполнится.