Иногда даже выслуживаться пытался. Ну там, ботинки почистить, бельё в стиральный модуль загрузить… Ну, это я быстро пресёк.
Установил хозяйственные вахты, на которых мы втроём (профессора, из уважения к званию и возрасту, я от корабельных работ освободил) и дежурили по очереди, скрашивая тоскливое ожидание.
Разговоров особых не было. Так, о жизни, о том и сём… То ли чурались меня, то ли стеснялись… Эбиган так и вообще не замечал. Даже сидя напротив меня за столом смотрел куда-то поверх моей головы.
В будущее, что ли? Так там ни черта не увидишь! Хоть ты и профессор…
А если видишь — так чего в контейнер угодил? Дурак, честное слово!
Простите, господин прокурор, вырвалось ненароком…
Так вот, протянулись месяцы и кончились.
Приземлились.
Без происшествий, ничего особенного.
Я первым делом маяк на орбиту запустил, проверил качество сигнала.
Качество — ничего себе. В самый раз.
Одна беда: сигнал через субпространство не ходит. По прямой идёт.
С одной стороны это хорошо: в аварийном сигнале нет шифрованных компонентов, и его прочтёт любая космическая станция, которая его получит.
С другой стороны, плохо то, что в той части космоса, куда нас судьба закинула, никаких станций нет.
Мы вынырнули далеко за границей Трооса. В краях, где и шестилапый рыбоед с планеты Рикрон, признанный комиссией по благоустройству заповедников наитупейшим животным с самой неэффективной стратегией выживания (пассивно охотится на хищных рыб, не имея никаких механизмов защиты), покажется существом высокоразвитым, и отчасти не лишённым утончённого интеллекта и природного шарма.
То есть из этих диких мест сигнал с неспешной скоростью света добредёт до ближайшей станции лет этак через… Страшно подумать!
Вот тут я решил воплотить в жизнь… Нет, всё по порядку!
Планета, надо сказать, попалась хорошая. Дикая, но уютная.
Корабль я аккуратно усадил на полянке, на краю густого такого, сплошь задрапированного лианами леса.
Не знаю, как в прочих местах, но в том, где мы опустились, климат был — тропическая парилка.
Планетарные двигатели при торможении выжгли пятно на поляне, так оно заросло травой буквально дня за три.
Это я немножко вперёд забегаю.
А если ещё забегу, так скажу, что опоры стартовых стабилизаторов накрылись каким-то красно-бурым кустарником буквально дней за семь. То есть на глазах!
Ещё бы, газоанализатор показал двадцать восемь процентов кислорода. И почти один процент — углекислого газа.
Ещё бы жизни не кипеть в таком-то котле.
Через час после нашего приземления прошла гроза. О, ещё как прошла!
Просто с размаху наступила на нас. Било и грохотало так, что в корабле было слышно. А это надо постараться — переборки на корабле отменные!
А уж лило — камеры внешнего обзора ничего, кроме сплошных потоков воды — не показывали. Я даже солнечные батареи убрал на время грозы, от греха подальше.
В общем, сразу стало понятно, что вопрос с водой решён, да и биомассы для кухонного процессора будет в избытке.
Если, конечно, за века ожидания никакой экологической катастрофы не произойдёт.
Да, века…
По правилам в таких вот, экстренных случаях, выход из корабля на аварийной стоянке недопустим. Только если починить чего, или запасы пополнить. Если свежим воздухом подышать захотелось, так рекомендуется грузовую рампу открыть и на погрузочной площадке постоять. Не сходя с борта…
А то мало ли чего. Всякая живность в таких местах попадется. Если среда для тебя благоприятна, так она и для прочих форм жизни, в том числе и хищных, благоприятна тако же.
Но я решил правило нарушить. Выхода другого не было.
Потому как — века.
А гибернатор на борту один.
Еду можно раздобыть, воду, энергию. И реактор на борту всегда запас тока в батареях пополнит.
А вот спасительный сон на века — не раздобудешь. Сколько камер гибернации инженеры изначально замыслили — столько и есть. И конструкция у гибернатора крайне сложная, в полевых условиях не смонтируешь.
Мне, в отличие от этих остолопов-психиатров галактического масштаба, сразу стало понятно, что выживет и дождётся спасательной экспедиции только один человек.
Четверо — никак.
И этот кто-то, конечно же, я.
Хотя бы потому, что только я знаю код на открытие двери камеры гибернации. И только я смогу запустить программу гибернации. И только я знаю, как подготовиться к гибернации и как её пережить.
Но не всё так просто!
Кто помешает этим олухам объединиться против меня? Кто помешает им захватить меня, избить, обездвижить и пытками добиться нужной информации для того, чтобы кто-то из них смог залечь в спячку?
Потом провести тестовую гибернацию самого малоценного члена команды (конечно, Кравена!) и убедиться, что я не солгал.
А потом переломать мне ноги и выкинуть с борта в лес, на съедение местным многоножкам.
Нельзя же олухов недооценивать!
План был не такой уж фантастический, как кажется.
Профессор явно обладал очень сильным влиянием на своих спутников и подчинённых (да, они же его подчинённые, не стоило об этом забывать!)
Все четыре месяца они неустанно оказывали ему знаки почтения и внимания, называли «господин» и никогда не забывали вставать, едва он входил в комнату трапез.
Даже кланялись иногда… И Луц, что передо мной извивался, никогда не делал этого в ущерб своему основному поклонению — Великому Эбигану.
