Лети, мой ангел, лети… - [5]

Это только внутри планетных систем корабли перемещаются в рамках классического пространственно-временного континуума на субсветовой скорости.

Внутригалактические и, уж тем более, межгалактические полёты на таких скоростях, конечно, возможны, но занимают уж очень много времени. Счёт идёт на десятилетия, столетия, тысячелетия и… И так далее.

А пилоты — люди занятые. Все в кредитах по уши, некогда подолгу путешествовать.

Поэтому уже несколько столетий применяется метод сокращённого перехода, при котором классическое пространство компактифицируется до уровня субпространства, при этом пространственные координаты переводятся в состояние непроявленности…

Я не очень занудно излагаю, господин прокурор? А то вы зевнуть изволили, а господин адвокат вообще с утра не просыпался.

Хорошо, продолжаю.

Так вот, в этом состоянии тензор пространства реализуется в скалярной форме, а не в форме вектора, что, с одной стороны, позволяет попросту игнорировать протяжённость пространства, но, с другой стороны, не позволяет применить какую-либо систему координат.

То есть имеем некие числа, которые, в зависимости от пространственного контекста, могли бы быть и координатами вектора, но самого вектора — не имеем.

Для решения этой проблемы применяются магистрали и идентификаторы.

Магистрали — упорядоченные извне, воздействием корректирующих станций, области субпространства, позволяющие сориентировать корабль на заданную точку выхода.

А идентификатор позволяет получить кораблю информацию от корректирующей станции и идти по магистрали.

Поняли, спрашиваю, олухи?

Олухи взгрустнули.

Но профессор боевой дух не утратил.

«Можно ли, — говорит, — наобум вынырнуть из этого… вашего?..»

«Можно, — отвечаю. — Но тогда в этот самый наобум и попадёшь. При выходе вне магистрали почти наверняка попадёшь за границу Трооса, то есть в ту область пространства, где никакие корректирующие станции не действуют, и корабли там не появляются, и цивилизации там нет, да и жизни, скорее всего, никакой нет. Миллиона три звёзд в округе с мёртвыми планетами — вот и всё развлечение. И на световой скорости там гулять можно — миллионы же лет».

«Это долго», — заметил Луц.

Кравен, помнится, вздохнул тяжело. И начал было рассказывать о том, что ему и старшим техником неплохо жилось, но профессор рассказ его прервал.

И спросил, отчего же это со станцией связь нельзя установить.

Я пояснил, что установить, пожалуй, и можно, но в информационной какофонии субпространства упорядоченный сигнал, даже если это сигнал бедствия, не есть признак терпящей бедствие разумной жизни.

Понятно выражаюсь, почтенные судьи?

Есть в этом области такие сущности… или не сущности… В общем, эффекты некие, прозванные «фантомами». Возможно, субпространство обладает способностью консервировать единожды генерированную в его области информацию, в том числе и поликомпонентную, сложноструктурированную.

Такой сохранённый информационный модуль подчас начинает вести себя… самым странным и непредсказуемым образом, вплоть до имитации псевдоразумной деятельности.

Модули-фантомы могут быть восприняты корректирующими станциями как сигналы корабельный систем и приборов пилотирования, и в результате будет отправлен встречный сигнал корректировки, что почти наверняка выведет фантом на магистраль.

Поскольку прорыв фантома в классическое пространство крайне нежелателен, то идентификатор, помимо всего прочего, служит защитной системой межгалактических транспортных линий.

В любом идентификаторе есть шифрованные компоненты, которые фантом не в состоянии имитировать.

А наш шифратор уже который час генерирует бессвязный бред, шум, хаотический поток сигналов.

«Для станций мы — фантом», — заключил профессор.

Да, догадливый старикан. Именно так я тогда и подумал.

И предложил прыгнуть по карте. Иного выхода нет.

На борту у меня имелась объёмная карта аварийных точек выхода. На самом деле, никакие это не аварийные и не точки. Просто некий набор субпространственных областей обнуления, выход через которые с большей или меньшей вероятностью… то есть, с некой отличной от нуля вероятностью выведет в области пространства, где можно найти планету-убежище.

Убежище — это где атмосфера есть, вода и температуры не слишком экстремальные. На такой планете можно годами отсиживаться, выбросив предварительно на орбиту аварийный маяк и поджидая спасательную экспедицию.

И по минимуму расходуя ресурсы корабля.

«Прыгай!» — милостиво разрешил профессор.

А куда ещё деваться?

Прыгнули…

Собственно, чего на судьбу жаловаться? Нам сказочно повезло. Да, невероятно, фантастически повезло!

Биолокатор нащупал подходящую планетку всего в сорока днях пути. По космическим меркам — всего ничего.

Не буду рассказывать о том, как мы провели эти дни. Никак. Почти не разговаривали.

Еды, по счастью, хватало. На борт её всегда с большим запасом грузят, а сублимированные продукты много места не занимают. Опять-таки, оранжерея, садик-огород… Куда ж пилоту без них?

Я, конечно, экономил как мог. Сколько ещё держаться — одним богам ведомо.

Профессор не жаловался. И Кравен — ничего себе. Даже помогал мне по хозяйству…

А Луц — вот тот страдал. Ему, полагаю, еды больше всех требовалось. Больше, чем троим оставшимся, вместе взятым. Но и он вёл себя сдержанно, на жизнь жаловался крайне осторожно и вообще вёл себя как паинька.