Лестница - [35]

Шрифт
Интервал

— Шеф! — произнес бесстрастным голосом Тепляков, продолжая смотреть прямо перед собой. — Я буду весьма признателен вам, если вы пристегнетесь.

— Ты давай рули и не суй свой нос не в свои дела! Весьма признателен. — заперхал Михал Михалыч, точно подавившись. — На хрен мне нужна твоя признательность! Бомбу в конверте твою. Гони вперед!

— Я не сдвинусь с места, пока вы не пристегнетесь, — отрезал Тепляков, положив обе руки на руль.

— Да т-ты чо? Ты чо себе позволяешь, щенок? — взвился Михал Михалыч, тяжело поворачиваясь всем телом к Теплякову. — Крутой, да? Да я тебя по стенке размажу! Понял? Рули давай!

На Теплякова пахнуло перегаром. Не отвечая, он достал мобильник, нажал на вызов Лидии Максимовны.

Та откликнулась тотчас же.

— Да, Юра, я слушаю.

— Мы в машине. Шеф отказывается пристегиваться. Может, вы на него повлияете?

— Он что, пьян?

— Похоже.

— Хорошо, — произнесла Лидия Максимовна и отключилась.

И сразу же запиликал мобильник Михал Михалыча.

О чем говорила Лидия Максимовна, Тепляков не слышал. Зато он слышал, что говорил Михал Михалыч, и видел, как тот изменился, превратившись из самоуверенного и наглого человека в напроказившего мальчишку.

— Дуся моя! Ну что ты, что ты? Да я просто так. Ну да, выпил маленько! Но ты же знаешь, как я тяжело переношу эти чертовы самолеты! Бомбу в конверте. Все, Дуся моя! Все! А этого щенка… Хорошо, Дуся моя! Хорошо! Не буду! Черт с ним! Как ты пожелаешь, Дуся моя…

Убрав мобильник, Михал Михалыч, принялся, сопя и путаясь, возиться с ремнем безопасности.

— А ты все ж таки — дерьмо собачье, как там тебя? Стукач! На кой мне сдался такой пес, который… Я тебе это припомню, бомбу в конверте. Ты у меня.

— Тогда вот что, Михал Михалыч, или как там вас? — повернул голову к шефу Тепляков, заметив, что тот все-таки сумел пристегнуться. — Домой я вас, так и быть, отвезу, а дальше… чхать я на вас хотел! — ищите себе другого пса, который будет лизать вашу задницу.

Теперь запиликал телефон Теплякова.

— Юра, — раздался в нем голос Лидии Максимовны. — Везите его домой. И постарайтесь не обращать внимания на его выходки. Проспится, будет как шелковый. А я вам компенсирую моральные издержки.

— Хорошо, — произнес Тепляков. Убрав мобильник, он резко прибавил газу, так что машина рывком сорвалась с места, отбросив Михал Михалыча на сиденье.

— Ну ты, — начал он, но вовремя остановился, и всю дорогу ни тот, ни другой не проронили ни слова.

Уже в городе, едва Тепляков попытался свернуть на Дворянскую, Михал Михалыч рявкнул:

— Куда тебя черти несут? Давай прямо, бомбу в конверте, твою мать! — И через минуту: — Ты чо, все время на Дворянскую ездил? — спросил он, буравя лицо Теплякова маленькими глазками.

— Да, — ответил Тепляков.

— Ну-ну, — проворчал он со скрытой угрозой, совершенно непонятной Теплякову, и дальше командовал, куда ехать.

Они пересекли бульвар Свободы, проехали по какой-то улице, названия которой Тепляков не успел разглядеть, свернули налево в узкий проулок. Проехав метров двести мимо мусорных баков и разнотипных гаражей, остановились возле железных ворот и будки охранника. В темноте сквозь падающий снег светились окна многоэтажек.

Из будки выбрался охранник, подошел, пригнулся, глянул внутрь через боковое стекло.

— А-а, Михал Михалыч? С приездом вас! — Лицо его расплылось в подобострастной улыбке. — Милости прошу! Милости прошу!

Ворота поехали в сторону, Тепляков повел машину к левому дому-башне, в направление которого Михал Михалыч ткнул пальцем-сосиской.

Возле подъезда их встретила Лидия Максимовна.

Оба, и Тепляков и она, молча наблюдали, как Михал Михалыч, чертыхаясь, выбирается из машины.

— Юра, машину отведите в гараж. В понедельник — к восьми, на этом же самом месте, — распорядилась Лидия Максимовна.

— Но если ваш муж. — начал было Тепляков, но она перебила его:

— В понедельник обо всем и поговорим. А сейчас вы можете быть свободны.

— Но я обязан встречать вас возле дверей вашей квартиры, — упрямо вскинул голову Тепляков.

— Хорошо. Спросите у Пал Сергеича.

Возле подземного гаража топтался начальник охраны Пучков.

— А я уж думал, не дождусь тебя, — заговорил он. — Или случилось что?

— Погода, — не стал вдаваться в подробности Тепляков.

— Да, погодка — будь здоров. То теплынь до конца ноября, то морозы и снег в начале октября. Экология, черт бы ее побрал!

— Экология — всего лишь наука. Другое дело, что она служит тем, кто ее поддерживает и направляет.

— Вот и я говорю про то же самое, — продолжал ворчать Пучков. — А поддерживает и направляет ее тот, кто больше всего гадит во всемирном масштабе. Чтоб, значит, она, эта наука, не замечала одних, а собак спускала на других.

Тепляков отвел машину на подземную стоянку, вернулся к воротам.

— Кстати, звонила Максимовна, велела передать тебе электронный ключ и пропуск в квартал «Сибирские огни». Это туда, куда ты отвозил Михал Михалыча. — И с этими словами Пучков передал Теплякову запечатанный пакет. — И как тебе хозяин? — спросил он.

— По-моему, типичный самодур, — ответил Тепляков, убирая пакет в боковой карман.

— Во! — воздел палец вверх Павел Сергеевич. — Это ты, парень, верно подметил! А все потому, что сам он только числится директором, а правит всеми делами Максимовна. Вроде она ему жена, а вроде и не жена вовсе.


Еще от автора Виктор Васильевич Мануйлов
Жернова. 1918–1953. После урагана

«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.


Жернова. 1918–1953. Обреченность

«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.


Жернова. 1918–1953.  Москва – Берлин – Березники

«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».


Жернова. 1918-1953. Вторжение

«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.


Жернова. 1918–1953. Выстоять и победить

В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…


Жернова. 1918–1953

«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».


Рекомендуем почитать
Восставший разум

Роман о реально существующей научной теории, о ее носителе и событиях происходящих благодаря неординарному мышлению героев произведения. Многие происшествия взяты из жизни и списаны с существующих людей.


На бегу

Маленькие, трогательные истории, наполненные светом, теплом и легкой грустью. Они разбудят память о твоем бессмертии, заставят достать крылья из старого сундука, стряхнуть с них пыль и взмыть навстречу свежему ветру, счастью и мечтам.


Катастрофа. Спектакль

Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».


Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.


Обручальные кольца (рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Благие дела

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.