Луг был заполнен народом, лошадьми. Стог поднялся высоко. На стогу работали стоговальщики в белых рубахах и мелькали ребята. Лошади подтаскивали опутанные верёвками возюльки сена к стогу, отправлялись за новыми копнами. Луг пустел, становился похожим на осенний. Я посмотрел, где работала мать, направился дальше от неё, прыгнул на возюльку и поехал к стогу. Мишка встретился с моим возчиком, спросил, какую копну он везёт, потрусил дальше и не заметил меня.
Колька с Тикой пришли на луг уже перед обедом, я был на стогу, заметил, как они крались мимо ржи. Они боялись отца. Но его на лугу не было. Он ушёл с саженью отмерять луг, где утром убрали сено. Я помахал им идти смелее. Они сбежали со склона. На стог их никто не подсадил. Они бросились кататься, но им стало попадать от возчиков: лошади уже приморились, животных жалели и лишний груз не брали.
— Ребята, по две копны привезёте — и на обед, — объявил со стога Федосей, Васькин отец. — Средину набьём, а то, — он посмотрел на белые громоздкие облака, — вдруг да брызнет грибной…
К стогу подъехал Мишка. Я окликнул его:
— Миш, дай прокатиться?
— А ты тут? — удивился он. — Когда пришёл?
— Недавно.
— Будет тебе от матери, если в огород кто залезет. Иди, катайся.
Я прыгнул со стога на привезённое им сено. Он подсадил меня на лошадь, вручил хворостинку, и я поехал за копной. Я выбрал самую дальнюю копну, подъехал и вдруг услышал голос матери. Она говорила Васькиной матери и тётке Прасковье, что уже купила своему меньшому (это мне) обновку к школе; что до школы дотянулся, а как дальше дела будут, не ведает.
— Тебе что заботиться? — сказала Васькина мать. — Твои ребята способные. И старший всё будет помогать меньшому.
— Поможет, — сказала мать. — Да он и сам справится. Ждёт не дождётся школу. Оставила дома — сидит, не пришёл. Вся ребятня тут, а моего не видно.
Я сразу почувствовал, что краснею. Меня хвалят, что меня нет на лугу, а я тут, сижу верхом на лошади, жду, когда мне прицепят копну и я повезу её.
— Учи, Павловна, — сказала тётка Прасковья. — Я его выбрала в женихи своей Шурке. Дюже он мне нравится.
— Портки только надел, — ответила моя мать, — а ты уж и в женихи. Пока до женитьбы дорастёт, много чего может случиться.
— А ничего и не будет. Что ещё может быть?
Лошадь фыркнула.
— О, а к нам и возчик прибыл, — сказала Васькина мать. — А мы думали, нас тут и не найдут. Она взяла верёвку, обошла вокруг копны, накинула петлёй концы и скомандовала трогать. Меня она не узнала. И лишь я тронул лошадь, тётка Прасковья воскликнула:
— О, Павловна, говоришь, его нет, а он верхом на лошади. Вот так зятёк! Дома он сидит! Да кто ж в такую пору дома сидит? Погода, сено горит — все должны на лугу копошиться…
Она стала хвалить, какой я хороший да пригожий жених её дочери, за что я уже тогда и возненавидел её дочку Шуру, подстегнул лошадь, а за второй копной решил по ехать в другое место.
Возить сено к стогу больше не стали. Люди настроились к дому. Мужики всё не слезали со стога, утаптывали середину, наполняли сеном, пока стог не стал горбиться.
— Ну, вот теперь можно спокойно обедать, — сказал Федосей, слезший со стога последним. — Хоть и ливень иди — стогу ничего не будет.
Я упросил Мишку ехать с ним вместе верхом. Он снял с лошади хомут, спрятал его вместе с верёвкой в сено, сел за моей спиной — и мы покатили к деревне. Народ пошёл коротким путём. И опять затянулась песня. И пока сено не собрали в стога, каждый день над лугами слышались песни. И каждый день пелись новые. Так много знала моя мать и другие деревенские песен, что я и сосчитать не мог.
Лошадей искупали в пруду. Ребята отпустили их и стали купаться сами. Я сбегал домой, заглянул в огород. Скотина в огород не забредала, и мне ничего не грозило.
В БУКВАРЕ ОБО ВСЕМ НАПИСАНО
Однажды отец съездил за чем-то в Глотово, вернулся оттуда радостный. За обедом он шутил. Тогда уже не было сенокоса. В полях зрели хлеба. Над ржаными колосьями гулял ветер, перебирал их, словно волны на море. Отец ладил косарь-крюк косить рожь. И совсем мало дней оставалось до сентября. Отобедав, отец сказал:
— Ну, а теперь посмотрим, что тут нашему первокласснику передал учитель.
Отец развернул газету и показал мне букварь.
— Держи. По этой книжке ты будешь учиться. Нам с матерью не пришлось этим делом заниматься — я-то хотя два класса окончил, а мать совсем неграмотная, вы за нас учитесь… И чтобы не лениться! Вот тут на стенке всегда будут висеть лыки для лентяев.
От букваря пахло так вкусно, что мне показалось, его окунали в мёд. А краска на страницах заиграла перед глазами, будто цветы на нескошенном лугу.
— Бу-кварь, — прочитал я и открыл страницу с буквой «А». Тут же были и картинки.
— Дай-ка мне посмотреть, — попросил Мишка. — Ты читать ещё не умеешь.
— Да, не умеешь? А вот и умеешь. — Я открыл наугад страницу, стал читать: «Мама мыла раму». Что — не умею?
— Тут и Полинка прочтёт, — ответил Мишка. — Ты с конца начни.
Я открыл букварь ближе к последней странице, стал читать:
«А ну, Бишка, прочитай, что в книжке написано…»
Вместе с букварём отец принёс задачник. Подавая его мне, он сказал: