Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг. - [17]
27 марта в 12.30 «Решид-паша» выходит в море. Продолжается погрузка на «Дон». Тот, в свою очередь, выходит в море рано утром 31 марта. На борту 3188 человек. Перед отплытием тот же самый офицер поднимается на борт и произносит ту же речь: «Повторилась сцена, имевшая место на “Решиде”, но, может быть, с меньшим энтузиазмом. Тем не менее, слова мои были встречены хорошо и сопровождались криками “ура”»[153]. По прибытии в Одессу, по сведениям французской спецслужбы, они были встречены духовым оркестром, звуками Интернационала и речами: «Красные встретили солдат весьма дружелюбно. Их построили в колонны и направили в казармы, где накормили. Находившихся среди них офицеров встречали более сухо. Их построили отдельной частью, но ни о каком плохом обращении слухов нет»[154].
Советские власти объявляют даже, что будут рады принять беженцев, еще находящихся в Константинополе: «Большинство из них рядовые казаки, мобилизованные крестьяне, мелкие служащие. Никому из них не закрыто возвращение на родину, их ждут, их простят»[155]. Но одновременно те же власти сообщают, что подобная репатриация сможет произойти лишь по соглашению на уровне правительств, что для Франции совершенно неприемлемо. Похоже, что «русский выход» закрывается.
Итак, за несколько дней в Россию вернулось более 6000 человек. Не отозваться на подобное оскорбление Врангель, конечно, не может. В официальном коммюнике, а также в письме на имя французских маршалов, он пишет о явном предательстве. Врангель также направляет письмо французскому Верховному комиссару в Константинополе, донося на генерала Бруссо: «… Лемносские власти в своем служебном рвении зашли, похоже, слишком далеко и злоупотребили моим солдатским доверием…». Врангель вперемешку обвиняет Бруссо в пропаганде с целью опорочить русское офицерство, в их оскорблении и унижении использованием вооруженной силы, насильной погрузке нерешительных казаков, в запрещении покинуть судно после погрузки. Потеряв всякую надежду, как пишет Врангель, некоторые из них бросились в море, дабы избежать насильственной репатриации. Копию этого письма Врангель направил ген. Бруссо. Его рукой на полях письма трижды написано «ложь», трижды «неточно», а там, где говорится о бегстве вплавь, помечено «ложь и чепуха»[156].
Верховный комиссар США также получает письмо, в котором говорится, что Бруссо насильно под угрозой штыков погрузил 3000 казаков. История о насильственной погрузке казаков для выдачи их Советам подхватывается белогвардейской печатью, «Общим Делом» в Париже, «Русью» и «Новым Временем» в Белграде. Описываются душераздирающие сцены, как казаки рыдают, проплывая в Константинополе мимо яхты Врангеля, как три офицера выданы красным в наказание за то, что покинули Лемносский лагерь без разрешения[157]. Правая рука Врангеля, ген. Шатилов, берет на себя распространение подобных слухов во время поездки в Сербию. Российское эмигрантское общество, конечно, сильно встревожено.
Бруссо реагирует. Вот что он пишет ген. Абрамову, недавно заменившему Фостикова: «Если несколько человек спаслись вплавь, то имена их должны быть известны. Где они и кто они? Было бы интересно узнать, обращались ли они на самом деле к кому-то с просьбой разрешить им сойти на берег. Прошу Вас разыскать этих лиц и направить их ко мне. Они будут допрошены в присутствии русского офицера, Вами назначенного. Если они будут говорить правду – а Вы меня достаточно знаете, – никто их тревожить не станет. В противном случае Вы согласитесь, их обман должен быть наказан, и правда восстановлена»[158]. Через неделю поступает довольно путаное письмо от начштаба ген. Абрамова. Говорится о слухах, что якобы один казак бросился в море, но найти его не удалось, так как он утонул. Таким образом, уже невозможно доказать правду о происшествии, тем более, что прошло уже порядочно времени[159].
А Врангель получает от Бруссо краткое и весьма достойное письмо, к которому прилагается орден, полученный при эвакуации Крыма.
Другие направления
Другое предлагаемое французами направление – Бразилия. Штат Сан-Паулу согласен принять 10 000 человек сельскохозяйственных рабочих на кофейные плантации. Но к концу февраля добровольцев насчитывается не более 250. Это можно объяснить тем, что русский штаб распространял слухи о том, что вскоре русские войска готова принять Сербия. Но также и тем, что тот же штаб описывал Бразилию как страну ужасов, где свирепствуют тропические болезни и где с русскими будут обращаться, как с рабами, под плетью плантаторов[160].
В конце концов, 29 апреля к месту посадки на пассажирский пароход «Рион» явились 1029 казаков[161].
Сразу после Великой Войны некоторым успехом пользуется идея пополнить ряды Иностранного легиона за счет воинов из славянских стран. Уравновесить состав легиона необходимо ввиду того, что, по словам Аристида Бриана, в нем преобладает германский элемент[162]. Но казак Свидин придерживается иного мнения: «У Франции на плечах война в Марокко, и ей было бы неплохо воспользоваться такими замечательными воинами, какими являются казаки»[163].
Несмотря на настоящие чины, все добровольцы зачисляются солдатами 2-го класса. В военных архивах мы обнаружили следы не более 470 добровольцев с Лемноса.
