Легко - [28]

Презель: Что ты говоришь, какой еще Ясон? Знаешь, что мы увидим наверху? — Казино. Такое огромное. Которое построила югославская служба безопасности, для отмывания грязных международных денег.

Шулич: Что?

Я: У гэбэшников с другой стороны Кочевья была своя казарма. Но не здесь — а в Роге.

Они вообще не обращают внимания на меня и мои замечания.

Презель: Все будет залито светом. Неоновые надписи. Бабы. Я серьезно. Плюс площадка для посадки вертолета, плюс Джеймс Бонд и Путин, которые заходят так, на пять минут, потянуть бокальчик мартини, ну, или два.

Вот он, полицейский юмор.

Шулич: Я надеюсь. На вертолете через поваленные деревья гораздо легче добраться до Кочевья. Я же верхом на медведях ездить не умею.

Циничная свинья.

Да, признаю, мне очень повезло, что не я веду машину в таких условиях. Нас здорово раскачивало, видимость близка к нулю, я только и ждал, когда в какой-то момент мы где-нибудь застрянем. Да что об этом размышлять, сам я, по своей воле, ни за что бы в такой дыре не оказался, без служебного задания, а если есть задание, есть и полицейские, или кто-то там еще, специально обученные, для поддержки. Такие, как я, выполняем более параличные функции, слава богу. Пусть кажется, что я в каком-то смысле элитарист, на самом деле это не так. По сути, я просто открыто признаю небезграничность своих способностей. Но я — тот, кто принял решение свернуть сюда. Потому что я — уполномоченное лицо.

Я хотел взглянуть на Агату, но неожиданно встречаюсь взглядом с маленьким и очень внимательным созданием. Младенец уставился на меня, сейчас он, оказывается, проснулся, и взгляд у него довольно острый. По сути, я до сих пор так и не понял, мальчик это или девочка. Мне это было не нужно. Но сейчас, когда младенец так внимательно смотрит, меня это раздражает. Как будто он хочет наладить со мной какую-то связь. Эй, дружок, лучше не надо. Мы пытаемся сохранять объективность. Я откашлялся.

Я Агате: С младенцем все в порядке?

Этот вопрос я задал для создания атмосферы безопасности и доверия, а с другой стороны, для разряжения обстановки, чтобы мы перестали все время пялиться на эту дорогу и гадать, куда мы попадем, что с нами будет, нападут ли на нас три огромных великана с большой дубиной. Потому что Шулич, по-видимому, именно этим и занят. Черт его возьми. А вот Презель — отличный водитель. Хотя, по-своему, за эту работу тоже нужно бога поблагодарить. Все-таки не так скучно, не одна только бюрократия, хоть иногда какие-то развлечения.

Агата: А что с ним будет.

Смотрит на него, младенец таращится. Потом глаза у него слегка заволокло, губки сжались, лицо немного напряглось: боже мой, похоже, он завершает переваривание пищи, тут все ясно. Совсем не нужно это много раз наблюдать, и так все понятно. Боже мой. Пару часов назад она его покормила, понятно, что это оживляет перистальтику, он и так уже долго держался.

Я: Что, ему нужно менять пеленку?

Агата: Все нормально, это мое дело.

Да, конечно, слава богу, еще не хватало, чтобы и это было частью моей работы.

Я сам себе действую на нервы. Отвожу взгляд в сторону от младенца.

Шулич и Презель таращатся на кустарники, создавая впечатление двух нормальных людей в затруднительной ситуации, а я ломаю голову, что нужно сказать этой красотке, чтобы разбить звенящую тишину между всеми нами. Нет, брат Шулич, господин Ворхес не выскочит на нас из-за куста с топориком, здесь вероятен словенский сценарий — немного наверх, потом немного вниз. Дорога — так оно и есть — действительно сильно расширилась, не такая разбитая и меньше колдобин. Выглядит так, будто это дорога, которая более оживлена с другой стороны, а с этой — просто заканчивается, сужается и исчезает. То есть, самую неприятную часть мы уже проехали.

От сердца немного отлегло. Мне так сильно этого хотелось, потому что именно я дал указание развернуть машину обоим силовикам, особенно Шуличу. Этот тип внизу сказал, что я здесь главный, само по себе это не такое уж неприятное, хотя одновременно достаточно тяжкое ощущение. Под тобой еще два крепких парня, но мне не хотелось бы своими мудрствованиями доставить им хлопот. Так что полное облегчение для меня настанет только тогда, когда я перед собой увижу огни Кочевья.

А потом этот запах. Ой-ой. Младенец действительно обкакался!

Даже Шулич обернулся, потом еще и Презель. Очень неприятно. Точно так, как я себе это и представлял.

Шулич: Этот ест еще что-то, не только молоко, так ведь?

Агата ничего не говорит, может, ей сейчас тоже неловко, а может, и нет.

Презель ржет: Блин, надеюсь, осталось недалеко.

Да, хорошо им, они оба спереди.

Едем дальше.

Дорога, дорога неожиданно, черт возьми, снова сузилась, опять колдобины! Черт возьми, это плохо. Мы едем уже десять минут. Передвигаемся как черепахи, нас трясет. Как дураки. Посматриваю на младенца. Пусть он неплохо держится, но при такой качке весь его срач размажется по всему телу, до лица. Хоть мы уже поднялись довольно высоко, и направление должно скоро поменяться, дорога должна пойти вниз. И я уже очень сильно этого хочу.

Следующие минуты были очень долгими и вонючими. Бесконечными.