Легко - [23]
Да, к интеллектуальному цвету нации, похоже, я явно не принадлежу. Куда мне…
Мои размышления были прерваны самым грубым образом.
Если по-честному, после того, что мы пережили раньше, мысль о спокойной поездке по словенской провинции до Кочевья казалась слишком невероятной, чтобы быть правдой. За поросшими соснами холмами показались первые дома следующей деревни — видимо, это и были Малые Грозы, хотя табличка с названием осталась далеко позади, а у жителей, наверное, очень выросло их эго, раз они эту табличку зафигачили аж на середину Доленьского региона. И вот именно здесь в нас ударил сноп света, совершенно ослепительного после полной темноты, из которой мы выехали.
По всей дороге стояли люди. От первого шока мы оправились быстро, потому что рефлекторы не были направлены прямо на нас. Прожектора, правда, горят на полную мощность, освещая всю собравшуюся толпу, откуда их только понабрали, может, забрали все осветительные приборы из местного дома культуры. Свет направлен на небольшое сооружение типа сцены, различимое где-то слева. Около дороги, там, где маленький луг, стоит сцена. И вообще, люди кажутся более спокойными по сравнению с жителями прежней деревни, так сказать, более добронамеренными, как будто всё вместе — это чистая случайность, мы застали их в радостный момент.
Атмосфера, собственно, кажется вполне доброкачественной, за исключением того факта, что нашу дорогу перекрыло несколько машин, а перед ними в роли противотанковой защиты брошен какой-то разболтанный прицеп с лестницами.
Прожектора полоснули перекрестным светом прямо по лицу — конечно, сначала непроизвольно вздрагиваешь, это в любом случае. Особенно после того, что мы пережили раньше, хотя там была действительно экстремальная ситуация. Не психовать — это просто сцена. Это здесь не из-за тебя, думай своей головой, весь мир не вертится вокруг тебя. Плакаты. Вспомни. Может быть, жители просто собрались на выступление кочевского соловья Янеза Крамбергера-Филипса? Может, и нам позволить сфотографировать себя запанибрата с деревенской толпой, как видимое доказательство разрядки ситуации и успешного сосуществования государственных органов, семьи Шаркези и местных жителей? Стопроцентно, господин министр был бы очень даже доволен. Только зачем эта огромная телега через дорогу? Не будь идиотом, включи голову. А тут еще это — глаза у людей, увидевших нас, начинают подозрительно бегать. И тут вдруг в толпе вижу — с ума сойти — самого соловья Филипса, как будто с плаката сошел, и саму мисс Худолин, хоть у нее на голове и недостает тех наушников с микрофоном, какие она всегда носит в телевизоре.
А что, если на концерт пришло гораздо меньшее количество слушателей, чем ожидалось, и они перекрыли дорогу просто для того, чтобы захватить больше зрителей? А почему бы и нет. Такой арт-ивент по случаю культурного события, пародия на общее состояние в государстве? Внезапно машина резко остановилась, так что я лицом уткнулся в спинку сиденья передо мной; Презель вдруг ударил по тормозам, а я не пристегнулся. Ничего себе номер, а сам разъезжаю с двумя полицейскими в машине.
Вот кретины, какого черта они встали сразу за углом? А потом снова был бы страшный скандал, мол, полицейские жестоко покалечили мирные демонстрации… Это с учетом того, что и сами мы еле уцелели; интересно, что было бы, если бы вся эта масса увидела Агату рядом со мной… Но нет, это не сопроводительное мероприятие по случаю концерта, не арт-инсталляция и никакая не случайность… Когда они нас видят, им это явно не нравится. Они-то наверняка знают, почему они здесь. Потому что у меня в тот момент, когда я их вижу, возникает предательское чувство, какого черта я здесь делаю, почему здесь и сейчас именно я, а не кто-нибудь другой? Конечно потому, что, по-видимому, только я в состоянии со всем этим справиться. А ведь в первый раз мы совершенно незаметно проехали здесь! Никто вообще нас не видел! Хотя нет, кажется, совсем без внимания мы не остались и в первый раз.
Нет, конечно, я прекрасно знаю, почему я здесь; это просто шок, который возникает у человека в первый момент, от неожиданности. Потому что все это совершенно лишнее. Абсолютно лишнее, просто дебильная ситуация. Нет, местные жители, биологическое оружие Шаркези не для вас. Оно будет обезврежено в городских условиях. Да и куда бы мы ее устроили жить, к местному градоначальнику или к хозяину деревенской пивной? Пора собраться с мыслями: только ты способен с этим разобраться. Ты же знаешь, что эти вот, стоящие снаружи, вовсе не так глупы, как кажутся: в ином случае они просто не могли бы быть частью нашей национальной экономики. Это вообще-то совершенно обычные крестьяне, точно такие, у которых в Штирии вполне можно купить домашнего вина, рислинга какого-нибудь, или же домашнее тыквенное и подсолнечное масло; не знаю, что тут продают? Вы продайте, мы купим.
В один момент нас взяли в окружение. Филипс держится на втором плане и как-то неловко улыбается, Худолинка же хочет крови, она впереди, у машины, совсем рядом с Агатой. И прямо пожирает Агату глазами, хотя та вполне спокойна, мрачный взгляд прямо перед собой, в спинку переднего сиденья Шулича. И весь этот шум — из-за зеленой соплячки, которая, по сути, даже не знает, чего она хочет, она — большая важная причина всего этого карнавала; никто ей ничего не сказал — хотя сейчас все это знают. А мисс Худолин лично смотрит на нее как на воплощение дьявола во плоти. А еще и эти здесь, черт бы их побрал, что им всем здесь нужно, черт возьми, я даже думать не могу!
На всю жизнь прилепилось к Чанду Розарио детское прозвище, которое он получил «в честь князя Мышкина, страдавшего эпилепсией аристократа, из романа Достоевского „Идиот“». И неудивительно, ведь Мышкин Чанд Розарио и вправду из чудаков. Он немолод, небогат, работает озеленителем в родном городке в предгорьях Гималаев и очень гордится своим «наследием миру» – аллеями прекрасных деревьев, которые за десятки лет из черенков превратились в великанов. Но этого ему недостаточно, и он решает составить завещание.
Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».
Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
Роман «Левитан» посвящен тому периоду жизни писателя, что он провел в тюрьмах социалистической Югославии. Сюжет основывается на реальных событиях, но весь материал пропущен через призму творческого исследования мира автором. Автобиографический роман Зупана выполняет особые функции исторического свидетельства и общественного исследования. Главный герой, Якоб Левитан, каждый день вынужден был сдавать экзамены на стойкость, веру в себя, честь. Итогом учебы в «тюремных университетах» стало полное внутреннее освобождение героя, познавшего подлинную свободу духа.
Славко Прегл известен детско-подростково-юношеской Словении как человек, все про нее знающий и пользующийся в этой самой трудной читательской аудитории полным и безоговорочным доверием. Доверие это взаимно. Веселые и озабоченные, умные и лопухи, отважные и трусоватые — они в глазах Прегла бесспорно талантливы. За всеми их шуточками, приколами, шалостями и глупостями — такие замечательные свойства как моральные устои и нравственные принципы. При этом, любимые «гении» Прегла — всегда живые. Оттого все перипетии романа трогают, волнуют, захватывают…
Книга представляет сто лет из истории словенской «малой» прозы от 1910 до 2009 года; одновременно — более полувека развития отечественной словенистической школы перевода. 18 словенских писателей и 16 российских переводчиков — зримо и талантливо явленная в текстах общность мировоззрений и художественных пристрастий.
Словения. Вторая мировая война. До и после. Увидено и воссоздано сквозь призму судьбы Вероники Зарник, живущей поперек общепризнанных правил и канонов. Пять глав романа — это пять «версий» ее судьбы, принадлежащих разным людям. Мозаика? Хаос? Или — жесткий, вызывающе несентиментальный взгляд автора на историю, не имеющую срока давности? Жизнь и смерть героини романа становится частью жизни каждого из пятерых рассказчиков до конца их дней. Нечто похожее происходит и с читателями.