Лебединая песня - [9]

Шрифт
Интервал

И славит песнь стихий Владыку и Творца
Немолчно в рыке льва, в мычании тельца,
И в голосе людском, и в клекоте орлином.
Молебно предстоит собор Бесплотных Сил,
Возносят Ангелы лазурный дым кадил,
Укрывшись крыльями пред славою Господней.
И горние небес надежно оградил
Мечом пылающим от козней преисподней
Лучистых ратей вождь – Архангел Михаил.
LXXI.
ПАРАБРАМА
Всё – призрак. Эта явь – лишь в хаосе затон,
Где отраженный мир – миражей прохожденье…
Вселенная – мечта, и всё в ней – наважденье,
Плывущий медленно далекий мнимый звон.
Цветущая земля, прозрачный небосклон,
Я сам, моя любовь, и боль, и наслажденье,
И творческая страсть – как эхо, порожденье
Зеркальной пустоты… Непостижимый сон…
Он не во мне рожден. Нет, Кто-то высший, вечный,
В блаженных грезах ткет, как путь лучистый, млечный,
Зиждительную мысль в поток живых картин.
И в недрах вечности их отсвет быстротечный
Скользит, как марево… Что это – миг один?
Иль забытье веков – наш жребий бесконечный?..
LXXII.
ОПЯТЬ ВЕСНА
Вновь поднят мир от сна таинственным пробудом
Вновь, вечно новые, творятся чудеса:
Проснулись суслики; ожив, ползет оса,
Пушатся деревца несмелым изумрудом.
И гомонит земля тревожным, слитным гудом;
Бегут, журчат ручьи, благовестят леса,
Тысячезвучные ликуют голоса,
Везде трепещет жизнь, дремавшая под спудом.
Весна! Под старость лет опять ее приход
Омолодил меня средь сумрачных невзгод
Восторгом буйственным хмельного потрясенья.
И, как за девушкой, зовущей в хоровод,
Я ухожу за ней на праздник воскресенья,
Где солнце, почек дух и ропот вешних вод.
LXXIII.
ПОБЕДА
По-за Окой орда раскинула шатры;
За новой данью в Кремль пришел посол со свитой…
И зван он на прием в палате Грановитой,
Где в окна бьют лучи полуденной поры.
Над Царским местом сень. Царьградские ковры;
С Орлом Двуглавым стяг распущен нарочито.
Бояре в золотах застыли сановито,
И на плечах у рынд мерцают топоры.
В венце и бармах Царь. Он поднял Русь из праха:
От Византии взял он блеск и мощь размаха, –
Татарским данником невместно быть ему.
И увидал баскак, затрепетав от страха,
Что Иоанн ступил на ханскую басму…
А солнце крест зажгло на шапке Мономаха.
LXXIV.
ПАРУС
Чуть брезжит в памяти. С крученой кистью феска,
У груди трепетной измятые цветы,
И зов истомных глаз, где в бездне темноты
Лучился перелив мерцающего блеска.
Не вспомнить мне, о чем, под мерный ропот плеска,
Напев твой говорил… Забыта мной и ты…
Слепые письмена истершейся плиты…
Злорадством времени погубленная фреска.
Но голос страстный жив. Ворвется в сумрак мой,
И вмиг почую я, что в ночь, в простор немой,
Нас мощный парус мчит, клонясь в упругом крене,
Как плугом взрытый след бежит седой тесьмой,
Неверный лунный свет дрожит в кипящей пене,
И гибнет песнь твоя с ней вместе за кормой.
LXXV.
ЗАКАТ
Поток косых лучей. Как золотом сусальным,
Живыми пятнами обрызган лес густой,
Дорога светится под дымкой золотой,
И озарился сад сиянием прощальным.
Закатный кроткий свет. Раздумьем поминальным
Он осенил меня. Вновь, воскрешен мечтой,
Весь невозвратный сон о жизни прожитой
Как будто отражен в душе стеклом зеркальным.
Воспоминаний зов… Былого аромат…
О дальнем счастьи грусть, немая скорбь утрат
И к самому себе застенчивая жалость…
А тени длинные таинственно лежат,
И меркнет красок дня горячечная алость…
Какая тишина! Никто не виноват…
LXXVI.
НОВЫЙ КОВЧЕГ
Познанье гордое избрало путь неправый:
Незрячий поводырь вовлек слепых в обман…
И сил разбуженных разнузданный титан
Восстал, как раб, на пир неслыханной расправы.
По суше, злобствуя, ползли потоки лавы;
Заразу смертную злорадно нес туман,
Озлясь, пылал, как нефть, ревущий океан…
Мятеж… Пощады нет… И гибнет род лукавый.
Кой-где воздушные вспорхнули корабли,
Но были пожраны, ничтожные, как тли,
Победным пламенем в последний миг расплаты.
Лишь двое – юноша и девушка нашли
Спасенье в воздухе: сберег ковчег крылатый
Чету невинную для будущей земли.
LXXVII.
СВЯТАЯ НОЧЬ
Навек живая быль Евангельской страницы
Бессмертным ужасом и скорбью налита…
Трепещет жар свечей. Почившего Христа
Оплакала земля у тихой Плащаницы.
Кладут густую тень смеженные ресницы,
Страданьем запеклись недвижные уста…
Но сердце верует, что эта ночь свята,
Что тайн великих явь свершится до денницы.
Зарею новою займется край небес,
Победно жизнь возьмет над смертью перевес, —
Печатям не сдержать… От гроба рухнет камень.
И миру возвестит о чуде из чудес
Крылатый юноша, одетый в свет и пламень:
«Восстал Господь наш Бог!» – «Воистину воскрес!»
LXXVIII.
ПОД НОВЫЙ ГОД
Желаю тем страстней, чем сумрак безысходней,
Чтоб больше в темноте затеплилось огней,
Чтоб солнце ласковей светило злобе дней,
Чтоб слаще воздух был, а нивы плодородней;
Чтоб было жить, дышать и чувствовать свободней,
Чтоб стал разумней быт, наемный труд вольней,
Искусства радостней, науки чуть скромней,
Глаза отзывчивей, а деньги благородней.
Не в наших ли сердцах начало всех невзгод?
Откройте их любви… Нет, я не сумасброд,
Нет, просто здесь, как все, душой устал болеть я.
А счастье – сон людской, один из рода в род –
Зовет нас благостно с порога новолетья:
«Как дети Божие, встречайте Новый Год».
LXXIX.
СВОЙ СУД
Пусть судьям нынешним я чужд и неугоден!
Призваньем песенным меня ущедрил Бог,
А путь свой сам избрал из многих я дорог:

Еще от автора Георгий Владимирович Голохвастов
Стихотворения и сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любовный хлеб

Эдна Сент-Винсент Миллей (1892–1950) — первая поэтесса, получившая Пулитцеровскую премию; одна из самых знаменитых поэтов США XX века. Классическая по форме (преимущественно, сонеты), глубокая и необыкновенно смелая по содержанию, любовная и философская лирика Э. Миллей завоевала ей славу уже при жизни.Переводы из Эдны Сент-Винсент Миллей на русский язык немногочисленны. Наиболее удачными были переложения Михаила Зенкевича и Маргариты Алигер.Мария Редькина много лет переводит стихи Миллей. Её работу высоко оценили А. Штейнберг и А. Ревич, чьи семинары она посещала.


Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов (1882–1963) — автор многочисленных стихотворений (прежде всего — в жанре полусонета) и грандиозной поэмы «Гибель Атлантиды» (1938). Чрезвычайно богатое, насыщенное яркими оккультными красками мистическое ощущение допотопной эпохи, визионерски пережитое поэтом, кажется, подводит к пределу творчества в изображении древней жизни атлантов. Современники Голохвастова сравнивали его произведение с лучшими европейскими образцами эпического жанра: «Божественной комедией» Данте, «Освобожденным Иерусалимом» Тассо, «Потерянным Раем» Мильтона.


Рекомендуем почитать
Молчаливый полет

В книге с максимально возможной на сегодняшний день полнотой представлено оригинальное поэтическое наследие Марка Ариевича Тарловского (1902–1952), одного из самых виртуозных русских поэтов XX века, ученика Э. Багрицкого и Г. Шенгели. Выпустив первый сборник стихотворений в 1928, за год до начала ужесточения литературной цензуры, Тарловский в 1930-е гг. вынужден был полностью переключиться на поэтический перевод, в основном с «языков народов СССР», в результате чего был практически забыт как оригинальный поэт.


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.