Лебединая песня - [7]

Шрифт
Интервал

Медовый аромат и лепет шелестенья…
О, радость бытия на празднике цветенья,
Где в каждом венчике – для брачных ласк альков.
Приоткрывая глубь душистых тайников,
Не ведая стыда, цветы полны смятенья,
И запах сладостный бесстрастного хотенья
Сзывает мудрых пчел и праздных мотыльков.
О, что людская страсть, с ее призывной ложью,
Пред этой радостной, бесхитростною дрожью,
Трепещущей, как звон в отзывном хрустале.
В ней светлый гимн любви возносится к подножью
Престола Вышнего и всюду по земле
Благоуханием разносит славу Божью.
LIV.
КОНФУЦИЙ
Он не искал небес. Он в шири поднебесной
Всё осиял лучом глубокого ума
И людям дал устав, земной, как жизнь сама,
Вседневной мудрости, прямой и полновесной.
Но откровения внушаются чудесно…
Где хочет – веет дух: пред светом дрогнет тьма,
Улыбкой вечною согреется зима,
А косность смертная – надеждою воскресной.
Так вечной тайны смысл раздумчивый мудрец
В наитии раскрыл для дремлющих сердец,
Обетованное для мира прозвучало.
И словно в мраморе слова насек резец,
Когда он возвестил: «В рожденьи – не начало».
И тихо досказал: «А в смерти – не конец».
LV.
К ЗВЕЗДАМ

По старинному поверию русского народа,
когда умирает человек –
в небе зажигается новая звезда.

Всё глуше сердца стук. Всё тише дум броженье.
И странно чуток дух, свободный от забот…
Он чует плавный ход светящихся высот,
Он слышит темных бездн исконное движенье.
И сладостно томит его изнеможенье, –
Сливаются в одно и этот мир, и тот;
Обоим он сродни. И в свой водоворот
Влечет его светил беззвучное круженье.
Ни явь, ни жизнь, ни сон… Он в пламенном бреду.
Всё вкруг него, лучась, вращаясь на ходу,
Стремится, мчится в даль по пламенной орбите.
И вихрем в общую он брошен череду…
Лампады вечности! Раздвиньтесь и примите
В свой стройный хоровод еще одну звезду.
LVI.
ПОБЕДИТЕЛЬ И ПОБЕЖДЕННЫЙ
Не клонят русские строптивой головы:
Священный город взят, их армия разбита, –
А просьб о мире нет… Молчит в тревоге свита.
Как Император хмур! А вкруг пожар Москвы.
Не спит и Александр. Ненастный плач Невы;
Долга сомнений ночь. И где ж от дум защита?..
«Не дрогнуть, устоять, отмстить за стыд Тильзита…
Мне заплатить должны Парижем пленным вы».
И брошено письмо пред неизменным ложем.
Пусть в неизвестности, предчувствием тревожим,
Ответа тщетно ждет в Кремле Наполеон.
«Нет, я в Сибирь уйду бродягой перехожим,
Но не вложу меча, доколе я иль он…
А оба – видит Бог! – мы царствовать не можем».
LVII.
ПРОБУЖДЕНЬЕ
Сегодня солнечно, и настежь створы окон.
Как небо ласково, как четко даль ясна!
Ты выбежала в сад, ты мне кричишь: «Весна!..»
И змейкой на ветру твой русый вьется локон.
О, милый вешний зов! Ворвался в мой мирок он –
Вмиг стала комната угрюма и тесна;
И тягость зимнего безрадостного сна
Спешит душа стряхнуть, как обветшавший кокон.
Ей страстно хочется на волю из тенет!
И пусть еще томит оцепененья гнет, –
Так чудны первые неловкие усилья.
Теперь недолго ждать. Бесстрашно распахнет
Она свободные дерзающие крылья
И к солнцу, в юный мир направит свой полет.
LVIII.
ЗНОЙ
У речки шепчущей, в июньский щедрый день,
Беспечный, сплю – не сплю, пригрет недвижным зноем;
Стрекозы синие над зыбью вьются роем,
И нежится в струях цветущий одолень.
Горячий воздух тих. Полуденная лень
Истомно налита снотворных трав настоем;
В листве не слышно птиц; меж ив над водопоем
Коровы пестрые, теснясь, сгрудились в тень.
Лишь треск кузнечиков тревожит сон покоя,
В нем песня струнная неведомого строя,
Внимает сердце ей, как дремлющий гусляр.
А увалень-хомяк, потешный от покроя
Игрушки плюшевой, взбежал на крутояр
И тоже слушает, на задних лапках стоя.
LIX.
ПАВЛИН
Слыхал – не помню где – я древний сказ один.
Когда на Бога Сил воздвиг мятеж открытый
Первоверховный Дух, гордец многоочитый,
Он в бездну свергнут был с заоблачных стремнин.
Обвалом сорвался сраженный исполин:
Он пал развенчанный, бескрылый и разбитый,
Он канул в глубь земли, столпом огня повитый,
И шумно вылетел из пламени павлин.
Сверкнул он молнией сапфирно-изумрудной;
Зажглась алмазами коронка птицы чудной,
На перьях – золото, смарагд и бирюза.
Горит и блещет хвост, тщеславясь безрассудно,
Но в нем бессчетные померкшие глаза
Застыли в ужасе пред карой правосудной.
LX.
ЧЕЛОВЕК
Двуликий жребий мой и жалок, и чудесен…
Я сын и пасынок и неба, и земли;
Крылатой мыслью горд, я сам влачусь в пыли,
Вселенная во мне, – но как мирок мой тесен.
Бедна земная жизнь; ее напиток пресен.
Меж тем для острых чувств соблазнами вдали
Роскошно радуги стоцветные цвели,
Пьянили запахи, дразнили зовы песен.
Открыт для высших тайн, не внемлет им мой слух;
Я сердцем верую, но разум слеп и глух,
Свободный, я в плену действительности черствой.
Душа и плоть – враги. И в состязаньи двух
Кипит с самим собой мое единоборство…
Как жаждет тело жить! Как ждет бессмертья дух!..
LXI.
ИТОГ
Вершит свой поздний суд былого опыт строгий.
Что ты от жизни взял? Чем был? Назад взгляни!
Поэзия – мираж! Друзья… Но где ж они?
Любовь… Достойны ль клятв и жертв ее тревоги?
Порывы творчества – сгоревшие чертоги,
Исканья и мечты – погасшие огни…
Ты в царстве призраков губил напрасно дни!..
Ты нищим жизнь прошел… И дальше нет дороги.
Так разум деловой, не видя барыша,
Корит убытками, как скряга вороша

Еще от автора Георгий Владимирович Голохвастов
Стихотворения и сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любовный хлеб

Эдна Сент-Винсент Миллей (1892–1950) — первая поэтесса, получившая Пулитцеровскую премию; одна из самых знаменитых поэтов США XX века. Классическая по форме (преимущественно, сонеты), глубокая и необыкновенно смелая по содержанию, любовная и философская лирика Э. Миллей завоевала ей славу уже при жизни.Переводы из Эдны Сент-Винсент Миллей на русский язык немногочисленны. Наиболее удачными были переложения Михаила Зенкевича и Маргариты Алигер.Мария Редькина много лет переводит стихи Миллей. Её работу высоко оценили А. Штейнберг и А. Ревич, чьи семинары она посещала.


Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов (1882–1963) — автор многочисленных стихотворений (прежде всего — в жанре полусонета) и грандиозной поэмы «Гибель Атлантиды» (1938). Чрезвычайно богатое, насыщенное яркими оккультными красками мистическое ощущение допотопной эпохи, визионерски пережитое поэтом, кажется, подводит к пределу творчества в изображении древней жизни атлантов. Современники Голохвастова сравнивали его произведение с лучшими европейскими образцами эпического жанра: «Божественной комедией» Данте, «Освобожденным Иерусалимом» Тассо, «Потерянным Раем» Мильтона.


Рекомендуем почитать
Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.