Лебединая песня - [29]

Шрифт
Интервал

Не позвякивать нам, сестры,
Не побрякивать
Половецким серебром
И чистым золотом…»
Застонал град Киев, братья,
Под кручиною,
Застонал Чернигов-город
Под напастями;
Захватила скорбь-тоска
Всю землю Русскую
И печаль текла рекою
Полноводною.
Но князья ковали козни
Всё по-прежнему,
А поганые врывались
В землю Русскую
И набегами
По ней победно рыскали,
Со двора по белке
Дань сбирая хищную.
«А всему виной
Два храбрых Святославича:
Разбудили Игорь с Всеволодом
Сызнова
Ту змею, что усыпил
Отец их названный,
Святослав тот грозный,
Князь великий Киевский.
Он грозою разразился
Над погаными,
Трепетать заставил их
Полками сильными
И булатными мечами
Русских воинов.
Наступил великий князь
На землю половцев,
Притоптал он и сровнял
Холмы с оврагами,
Возмутил озера их
И реки быстрые,
Да потоки
И болота
Все повысушил.
А их хана Кобяка
Из лукомория,
От несметных
Войск железных,
Вторгшись, выхватил…
И упал
Кобяк поганый
В стольном Киеве,
На дворе
У Святослава
В княжью
Гридницу…»
Так-то, в гриднице толпясь
Великокняжеской,
С хитрой лестью
Венецейцы,
Греки,
Немчины
И Морава
Славят
Славу
Святославову,
Чтоб потом корить
И хаять
Князя Игоря,
Что в Каялу
Игорь,
В реку
Половецкую,
Погрузил на дно
Былую славу
Русскую,
Ту Каяпу, мол, насыпал
Русским
Золотом…
Да и сам-то
Из седла
Раззолоченого
Пересажен
На седло
Раба-полонника…
В городах валы осадные
Нахмурились
И поникло на Руси
Веселье
Всякое.
Святославу ж
Беспокойный сон
Привиделся…
На ночь, с вечера, –
Рассказывал он, –
В Киеве,
На горах меня рядили,
Как покойника,
Вы на тисовой кровати
В ризы черные.
Мне меж тем вино
Зачерпывают синее,
И то горькое вино
С дурманом смешано.
Сыплют вражьими
Порожними колчанами
Мне на лоно
Зерна жемчуга
Отборного
И притворно
Ублажают,
Нежат
Всячески.
И уж были половицы,
С матиц
Снятые,
В златоверхом
Терему моем
Отложены.
А внизу,
На побережьи,
Где угрюмые
Напролет всю ночь
Возграивали
Вороны, –
Примерещились мне
Сани
Погребальные
И несли их,
Уносили
К морю синему…
Говорят бояре князю:
То кручиною
Полонила ум твой, княже,
Горесть русская.
Отлетели, княже,
Два удалых сокола,
Отлетели от стола златого
Отчего,
Поискать Тмутаракани,
Града дедова, –
Любо Дона пить великого
Шеломами!
Но уж соколам-то
Крылышки подрезали
В неизведанной степи
Поганых саблями,
А самих связали
Путами железными.
Ох, темно на третий день
Внезапно сделалось:
Два померкли солнца красных
И багряные
Их столпы сам-друг погасли,
Словно канули,
Погрузившись в море темное, –
То сумраком
Дед Олег
И Святослав отец
Окутались…
Да и тьмой заволоклись
Два ясных месяца.
На реке Каяле тьма
Наш свет осилила…
По Руси, по всей земле
Простерлись половцы,
Словно яростная свора
Лютых пардусов,
И в поганых пробудилось
Буйство пущее…
Уж хулой великой
Слава обесславлена,
Уж неволя надломила
Волю крепкую,
Уж на землю нашу
Черный Див низвергнулся.
И уж готские запели
Девки красные
По всему по побережью
Моря синего:
Знай позвякивают звонко
Русским золотом,
Гордо в песнях поминают
Время Бусово
И в сердцах за Шарукана
Копят мщение…
А ведь мы-то все,
Твоя дружина верная,
Тоже жадны до того
Веселья ратного…
Святослав же,
Князь великий
Стольно-Киевский,
Золотое слово
Выговорил,
Вымолвил,
И то слово
Со слезами
Было смешано:
Игорь,
Всеволод, –
Сыны мои
Сердечные.
Рано начали вы
Землю
Половецкую
Ради славы
Раздражать
Мечами вашими.
И победу
Одержали вы
Бесплодную,
И себе без чести
Кровь поганых пролили.
Знал я, ведал, что у вас
Сердца бесстрашные
Из испытанной
Булатной стали
Кованы
И огнем закалены
Разгульной удали.
Но не ждал, не чаял я,
Что вы доставите
Столько горя
Седине моей
Серебряной.
За собой теперь
Не чую я могущества
Ярослава-брата,
Сильного, богатого
И прославленного
Ратей многим-множеством,
С воеводами,
С полком бояр
Черниговских,
И с Могутами,
С Татранами,
С Шильберами,
Да с Топчаками,
С Ревугами,
С Ольберами:
Без щитов они,
С ножами засапожными,
Страшным криком
Поражают
Вражьи полчища,
Перезваниваясь
С звонкой славой
Прадедов.
Но сказали вы:
Мы сами помужаемся,
Для себя мы перехватим
Славу прежнюю,
Меж собой же и поделим
Славу новую.
Диво ль, братья, что не станешь
Молод в старости?
Но вы видывали, чай,
Трех мытей сокола, –
Сокол тот взбивает птиц
Высоко в воздухе
И в обиду уж не даст
Гнезда родимого.
В том лишь зло,
Что мне князья-то
Не помощники…
Обратились ни на что
Все годы прошлые:
Римов стонет под мечами
Половецкими,
А Владимир —
Под точащимися ранами…
О, князья,
И скорбь,
И мука
Сыну Глебову!
Что же мешкаешь ты,
Князь великий Всеволод?
Иль не в мысль тебе
Лететь с полками издали,
Поблюсти бы золотой престол отеческий?
Раскропить ты можешь
Волгу-реку веслами
И шеломами
Великий Дон повычерпать;
Будь ты здесь, так по нагате
Шла бы пленница,
А рабов бы продавали мы по резаны.
А стрелять-то ты далеко,
Даже посуху,
Можешь стрелами живыми
Самопальными –
Сыновьями теми
Глебовыми
Славными.
Буйный Рюрик
И Давид!
По крови плавали
Уж не раз шеломы ваши
Золоченые.
Ваши храбрые
Дружины
Грозно рыкают,
Словно туры злые
Во поле неведомом,
Тяжко раненные
Саблями калеными.
В золотые
Стремена
Вступите, витязи,
За обиду наших дней,
За землю
Русскую
И за Игоревы раны –
Князя Игоря,
Боевого,
Удалого
Святославича.
Ярослав,
Князь Осмомысл!
Высоко в Галиче
На столе своем сидишь ты
Златокованном.
Подперев хребты Угорские
Дружинами,
Заступил ты королю дорогу
Ратями
И к Дунаю затворил врата,
Кидаючи,
Как обвал чрез берега,
Полки железные.
До Дунай-реки

Еще от автора Георгий Владимирович Голохвастов
Стихотворения и сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любовный хлеб

Эдна Сент-Винсент Миллей (1892–1950) — первая поэтесса, получившая Пулитцеровскую премию; одна из самых знаменитых поэтов США XX века. Классическая по форме (преимущественно, сонеты), глубокая и необыкновенно смелая по содержанию, любовная и философская лирика Э. Миллей завоевала ей славу уже при жизни.Переводы из Эдны Сент-Винсент Миллей на русский язык немногочисленны. Наиболее удачными были переложения Михаила Зенкевича и Маргариты Алигер.Мария Редькина много лет переводит стихи Миллей. Её работу высоко оценили А. Штейнберг и А. Ревич, чьи семинары она посещала.


Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов (1882–1963) — автор многочисленных стихотворений (прежде всего — в жанре полусонета) и грандиозной поэмы «Гибель Атлантиды» (1938). Чрезвычайно богатое, насыщенное яркими оккультными красками мистическое ощущение допотопной эпохи, визионерски пережитое поэтом, кажется, подводит к пределу творчества в изображении древней жизни атлантов. Современники Голохвастова сравнивали его произведение с лучшими европейскими образцами эпического жанра: «Божественной комедией» Данте, «Освобожденным Иерусалимом» Тассо, «Потерянным Раем» Мильтона.


Рекомендуем почитать
Морозные узоры

Борис Садовской (1881-1952) — заметная фигура в истории литературы Серебряного века. До революции у него вышло 12 книг — поэзии, прозы, критических и полемических статей, исследовательских работ о русских поэтах. После 20-х гг. писательская судьба покрыта завесой. От расправы его уберегло забвение: никто не подозревал, что поэт жив.Настоящее издание включает в себя более 400 стихотворения, публикуются несобранные и неизданные стихи из частных архивов и дореволюционной периодики. Большой интерес представляют страницы биографии Садовского, впервые воссозданные на материале архива О.Г Шереметевой.В электронной версии дополнительно присутствуют стихотворения по непонятным причинам не вошедшие в  данное бумажное издание.


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.