Лебединая песня - [24]

Шрифт
Интервал

Шипенье пожара под голос набата
И зарева блеск, отраженный прудом.
87. А в доме, дышавшем теплом и любовью,
Зловещая тишь, как покой мертвеца,
Загадочный взгляд под рассеченной бровью
И мука в чертах дорогого лица…
88. Тот час не забыт… не изжит и поныне…
И мстительной жажды огонь не угас:
Жива моя клятва и в этой пустыне
Со мной и сегодня в предсмертный мой час.
89. Ее произнес я над свежей могилой,
Покинув разрушенный отчий очаг…
Мне стали места дорогие постылы –
В них словно таился ликующий враг.
90. Чрез море злодейств, как сквозь волны потопа,
Я вы нес ту клятву, с ней бросился в бой,
С ней в битвах дошел до валов Перекопа,
Ее на чужбину унес за собой.
XVI
91. Так пусть же безвестно для мира я сгину
В бескрестной могиле… О, пусть, как удав,
Песок беспощадный бесследно в пучину
Всосет мое тело, тисками обжав.
92. Пусть коршун – немой соглядатай – очертит
Забвеньем мой прах… Но, меня пережив,
Души моей повесть навек обессмертит,
Как подвиг, мой гордый с Отчизной разрыв.
93. Не мог подчиниться я злу и бесчестью,
Сковавшим насильно Россию-рабу,
Ушел я, поклявшись священною местью,
В разлуке боролся и звал на борьбу…
94. Мешаются мысли… Дыхание сперло…
Сжимают мне грудь роковые тиски…
С кошачьим злорадством, украдкой – по горло
Втянули меня, расступаясь, пески.
95. Всё больше немеют простертые руки –
И я опустить их уже не могу,
Но все же в бреду нарастающей муки,
Как прежде, они угрожают врагу.
96. Я гибну… Но песней моей лебединой
Пусть будет для мира мой смертный завет
Любви и отмщенья, где слит воедино
С проклятьем злодеям – Отчизне привет.
XVII
97. А солнце склонилось; пахнуло прохладой,
И легким крылом ветерок в тишине
Повеял теперь, когда больше не надо
Здесь в мире ни тени, ни свежести мне.
98. С усильем я голову тщетно закинул
Последним порывом в отчаянный миг:
Горючий песок уже в уши нахлынул,
Колючий песок подбородка достиг.
99. Я тесно сжимаю скрипящие зубы…
Предсмертная мука томит всё острей…
Сыпучий песок навалился на губы,
Зыбучий песок поднялся до ноздрей.
100. Дыханье таю я упрямо… Напрасно.
Чрез миг всё равно ведь конец… Я вздохну…
А коршуна клюв целит в глаз… Как ужасно
Изведать минуту такую одну.
101. Вздохнул я со стоном… И прах раскаленный
Летучей метелью песчин роковых
Ворвался… вонзился в мой мозг воспаленный,
Как тысячью жалящих сверл огневых.
102. Но вспышкой последней в сознании будит
Победную мысль смертоносный ожог:
«О, Родина-мать! Нас с тобою рассудит
Всевидящий Бог – справедливости Бог…»
10 апреля 1940 Нью-Йорк

МЕНУЭТ

Эскиз в стихах

Сюжет заимствован

Действующие лица
Маркиз Рюдаль – женатый на двоюродной сестре своей из Рода Рюдаль
Маркиза Рюдаль
Тюремщик

I

Маркиз
(читает)
По смерти – жизнь ли ждет нас в области загробной?
Бессмертна ли душа? И есть ли небо то,
Где дух найдет покой, как в гавани удобной?..
И хоть ответа дать не может нам никто,
Но разум всё отверг… Нет доводов у веры…
И в споре их – увы! – как челн об острый риф,
Об факт небытия дробятся грез химеры:
В нас сердце – мышц комок, душа – идейный миф…
(Опускает книгу.)
Ты прав, мудрец!.. И мне знаком
Холодный, ясный свет безверья:
Он в жизни был мне маяком,
Иду из жизни с ним теперь я
Во тьме угаснуть огоньком…
(Откладывает книгу.)
Зачем надежд лелеять рой
Иль трепетать в нелепом страхе
Пред темной тайной роковой!..
Нас смерть растворит в общем прахе,
Ничто – за гранью гробовой…
Так проще! Лечь ли головой
Под лезвие ножа на плахе,
Иль на подушке пуховой
Застыть, кончая жизнь в постели…
(Встает и ходит.)
Я жил, был счастлив, знал живой
Восторг любви… И вот, у цели,
Спокойно встречу смерть один,
Как даму в нашем высшем свете
Привык французский дворянин
Встречать поклоном в менуэте…
(Помолчав.)
Что мне терять!.. Слеза ничья
Не упадет на крышку гроба:
В моих врагах правдива злоба,
И ложно преданны друзья…
А кто ж еще? – Моя супруга –
Фи, слово скверное!.. – Жена,
Наверно, в Кобленце, средь круга
Любимых ею издавна
Аббатов жирных, раздушенных…
Я горд, что с ней мы жили так,
Как завтра я, дразня зевак
И суд убийц моих клеймленных,
Вступлю со смертью в новый брак:
Спокойно, просто, без жеманства,
Без громких слов, без чувств смешных,
Без поз и выходок иных
Столь мне презренного мещанства…
Я шел, как все из нас идут,
Своим путем, без цели строгой;
Она – обычною дорогой
Забав и маленьких причуд,
Каких всегда у женщин много…
(С усмешкой.)
Когда ей скажут, что погиб
Я, как злодей, – в ней состраданье
Не дрогнет, свету в назиданье:
Ведь правда чувств – плохой пошиб!
Без слез в глазах, без дрожи в теле,
Лишь чуть подняв бровей изгиб,
Она проронит: – «В самом деле?..» –
II

Входит тюремщик.

Тюремщик
Эй, гражданин!..
Маркиз
Ну что, Жозеф?
Сбираться? Подана тележка
И время ехать?
Тюремщик
Что за спешка! –
Поедем, в очередь поспев!
(Тоном издевательства.)
Могу утешить гражданина – Не обойдет его вдова!..
Маркиз
Что за вдова?
Тюремщик
(хохоча)
Да гильотина!..
Маркиз
А, гильотина?!.
(В сторону.)
Какова Шутливость черни!..
Тюремщик
А машина,
Ей-ей, не шутит: как дрова
Знай рубит лишь… один едва,
Глядь – уж другой… Полна корзина:
Чик – и слетела голова…
Так вас уж верно не обидит,
Со всеми примет наравне…
Маркиз
(небрежно)
Вдова, знать, женщина вполне!..
Тюремщик
(в сторону, удивленно)
Он шутит?!. Как?.. Сдастся мне,

Еще от автора Георгий Владимирович Голохвастов
Стихотворения и сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любовный хлеб

Эдна Сент-Винсент Миллей (1892–1950) — первая поэтесса, получившая Пулитцеровскую премию; одна из самых знаменитых поэтов США XX века. Классическая по форме (преимущественно, сонеты), глубокая и необыкновенно смелая по содержанию, любовная и философская лирика Э. Миллей завоевала ей славу уже при жизни.Переводы из Эдны Сент-Винсент Миллей на русский язык немногочисленны. Наиболее удачными были переложения Михаила Зенкевича и Маргариты Алигер.Мария Редькина много лет переводит стихи Миллей. Её работу высоко оценили А. Штейнберг и А. Ревич, чьи семинары она посещала.


Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов (1882–1963) — автор многочисленных стихотворений (прежде всего — в жанре полусонета) и грандиозной поэмы «Гибель Атлантиды» (1938). Чрезвычайно богатое, насыщенное яркими оккультными красками мистическое ощущение допотопной эпохи, визионерски пережитое поэтом, кажется, подводит к пределу творчества в изображении древней жизни атлантов. Современники Голохвастова сравнивали его произведение с лучшими европейскими образцами эпического жанра: «Божественной комедией» Данте, «Освобожденным Иерусалимом» Тассо, «Потерянным Раем» Мильтона.


Рекомендуем почитать
Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Преданный дар

Случайная фраза, сказанная Мариной Цветаевой на допросе во французской полиции в 1937 г., навела исследователей на имя Николая Познякова - поэта, учившегося в московской Поливановской гимназии не только с Сергеем Эфроном, но и с В.Шершеневчем и С.Шервинским. Позняков - участник альманаха "Круговая чаша" (1913); во время войны работал в Красном Кресте; позже попал в эмиграцию, где издал поэтический сборник, а еще... стал советским агентом, фотографом, "парижской явкой". Как Цветаева и Эфрон, в конце 1930-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.