Лебединая песня - [20]

Шрифт
Интервал

Здесь он лицо свое впервые увидал…
Свое ли?.. Нет, сестры!.. Того лица овал
Был женствен; а в глазах истомные отливы
Те ж были, как в очах сестры в тот час счастливый,
Когда он страстно грудь возлюбленной ласкал.
Как это было?.. Да! Там, на стезе прибрежной
Любовь открылась им… О, как светилось нежно
Тогда лицо сестры… И там их дождь застиг…
А он сестру понес к тому, что неизбежно
Их ждало впереди… Безумье… Вечность-миг,
И в страсти – тайна тайн под гром грозы мятежной.
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
Сестра-эхо

LXV
А вот и он – их грот в скале, на горб похожей…
К нему тропинки след без них совсем заглох,
И вход загородил, как страж, чертополох…
С трудом вошел Нарцисс. Внутри всё глуше… строже…
Но так же зелено покинутое ложе,
Которое им стлал любовно мягкий мох.
Нарцисс, грустя, вздохнул… И повторился вздох,
Как будто кто-то здесь грустил, незримый, тоже.
И звал сестру Нарцисс, как лишь живых зовут:
«Сестра, приди ко мне! Явись сегодня тут!..»
«Я – тут!..» – проговорил за гротом близкий голос…
Затрепетал Нарцисс… Так, буйным ветром сдут,
Трепещет на меже серпом забытый колос…
«Она!..» – Но тишь кругом… Мгновения текут…
LXVI
Он вышел – никого… Лишь шелестят кусты
Да вьется легкий прах, невидимо подъятый…
И полдня зной застыл, налит дыханьем мяты…
«Где ты?..» – позвал.
– «Где – ты!..» – ответил клик мечты.
«Кто, – крикнул он, – зовет меня из пустоты?..»
«То – ты…» – отозвалось… Обман, волшбой заклятый!..
И снова ищет он, зовет, тоской объятый:
«Сестра, дай мне взглянуть, какая ты!..» – «Я – ты!..»
Чуть поступь слышится… сучок сломился с треском…
Шаги над берегом… Река сверкнула всплеском…
В живых кругах пошли и скрылись пузыри…
Нарцисс сбежал к реке, горевшей ровным блеском:
«Довольно! Не дразни! Я рассержусь, смотри!..» –
«Смотри!» – откликнулось вдали за перелеском.
LXVII
Измучился Нарцисс в обманчивой погоне
За тайным голосом, и свежестью речной
Вздохнул он с жадностью… Спадал заметно зной,
Ложилась тень длинней, и день уж был на склоне.
И, солнце отразив в своем прозрачном лоне,
Не шевелил Кефисс холодною волной:
Вода среди реки объята тишиной
И спит у берега в задумчивом затоне.
Здесь в светлые часы младенческих забав,
Средь камешков цветных и шелковистых трав,
Играл Нарцисс-дитя, резвясь в воде холодной.
Здесь вновь склонился он, с мыска к реке припав…
И вот его лицо пред ним на глади водной,
Как в чистом хрустале, меж дремлющих купав.
LXVIII
Речной простор блестит, как дрожь живых чешуй…
В нем всё: и облака, и ласка поднебесья,
И очерк дальних гор в уборе краснолесья,
И скалы берега с каймою темных туй.
Весь вместе мир живет в стекле затихших струй,
Дыша гармонией в покое равновесья:
«Родной Кефисс! Найду ль тревог забвенье здесь я?
Прими меня в свой мир и сердце зачаруй!..»
Так снова с мыслями о предсказаньи старом,
Томясь, глядит Нарцисс с мыска под крутояром,
Ища в чертах своих – заветного лица…
А солнце клонится огромным красным шаром,
И, окровавив гладь разливом багреца,
Зловеще-огненный, закат горит пожаром…
LXIX
Нарцисс! Не думал он, что в сумраке преданья
Потомство сохранит минут тех ворожбу,
Что станут девушки испытывать судьбу
И суженого ждать у зеркала гаданья…
Пред ним – лицо, в огне от долгого блужданья,
И золото кудрей, прихлынувших ко лбу,
И синие глаза, таящие борьбу
Сомнений трепетных с надеждой ожиданья.
Наружно – это он… Но что за ним?.. внутри?..
Не голос ли сестры велел ему: «Смотри!..»
Нарцисс глядит… и ждет, как ждут любви свиданья…
Он ждет… он долго ждет… Погас пожар зари,
И месяц озарил чертоги мирозданья…
Беззвучные, парят вокруг нетопыри…
ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Лик Нарцисса

LXX
Как изменилось всё при молодой луне…
Нарцисс во власти чар – от жизни он отринут…
Безмерной пропастью ночной простор раздвинут,
Всё призрачно вокруг: действительность – во сне.
В засеребрившейся подводной глубине
Преображенный мир, как греза, опрокинут…
Мгновенья ль пролетят… века ль беззвучно минут
Неуследим их ход в застывшей тишине.
Как будто, с ясностью своею изначальной,
Вселенская душа отражена в зеркальной
Немой бездонности сквозного серебра…
Сиянье месяца легко и беспечально,
И полулунками его лучей игра
Трепещет и дрожит в недвижности хрустальной…
LXXI
Скользят нетопыри неровными кругами…
А в водном хрустале – родятся чудеса…
Там, в отраженьи вод – кудрявые леса
Привольно стелятся зелеными лугами.
В их шелковой траве, сверкая жемчугами,
Созвездия горят, как крупная роса;
Там светлый Млечный Путь – тропинки полоса,
И месяц – озеро с крутыми берегами.
А над водою – он… Нарцисс… Но он – не он:
Как венчик лепестков, легли со всех сторон
Вкруг золота кудрей серебряные лунки…
И в нем – душа цветка… Какой чудесный сон!
Как ласково стеблей серебряные струнки
Стогласно издают протяжный чистый звон!..
LXXII
Нарцисс-цветок глядит в озерное стекло…
Но не цветка пред ним мерцает отраженье…
В прозрачной глубине, светясь, изображенье
Нарцисса-юноши волшебно расцвело:
Взволнованный огонь ланит горит тепло.
Зовущих синих глаз истомно выраженье,
В томящихся губах – призывное движенье,
И золотом кудрей увенчано чело.
Но в этом образе с лилейными щеками,
С устами страстными и темными зрачками,
Нарциссу чудится… двойник… Нет, нет!.. Сестра!..
Вновь стали явью – сны, мгновения – веками,

Еще от автора Георгий Владимирович Голохвастов
Стихотворения и сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любовный хлеб

Эдна Сент-Винсент Миллей (1892–1950) — первая поэтесса, получившая Пулитцеровскую премию; одна из самых знаменитых поэтов США XX века. Классическая по форме (преимущественно, сонеты), глубокая и необыкновенно смелая по содержанию, любовная и философская лирика Э. Миллей завоевала ей славу уже при жизни.Переводы из Эдны Сент-Винсент Миллей на русский язык немногочисленны. Наиболее удачными были переложения Михаила Зенкевича и Маргариты Алигер.Мария Редькина много лет переводит стихи Миллей. Её работу высоко оценили А. Штейнберг и А. Ревич, чьи семинары она посещала.


Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов (1882–1963) — автор многочисленных стихотворений (прежде всего — в жанре полусонета) и грандиозной поэмы «Гибель Атлантиды» (1938). Чрезвычайно богатое, насыщенное яркими оккультными красками мистическое ощущение допотопной эпохи, визионерски пережитое поэтом, кажется, подводит к пределу творчества в изображении древней жизни атлантов. Современники Голохвастова сравнивали его произведение с лучшими европейскими образцами эпического жанра: «Божественной комедией» Данте, «Освобожденным Иерусалимом» Тассо, «Потерянным Раем» Мильтона.


Рекомендуем почитать
Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Преданный дар

Случайная фраза, сказанная Мариной Цветаевой на допросе во французской полиции в 1937 г., навела исследователей на имя Николая Познякова - поэта, учившегося в московской Поливановской гимназии не только с Сергеем Эфроном, но и с В.Шершеневчем и С.Шервинским. Позняков - участник альманаха "Круговая чаша" (1913); во время войны работал в Красном Кресте; позже попал в эмиграцию, где издал поэтический сборник, а еще... стал советским агентом, фотографом, "парижской явкой". Как Цветаева и Эфрон, в конце 1930-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.