Лебединая песня - [18]

Шрифт
Интервал

Ошибкой поражен; но было непонятно
Такое резкое смущенье старика:
Он что-то бормотал поспешно и невнятно,
Бессвязные слова роняя с языка,
И только слышалось одно: – «Невероятно…» –
XLVII
Но, справясь наконец с волнением минутным,
Опять спросил старик: «Откройся ж мне, кто ты,
Чудесный юноша, чьи странные мечты –
Полет двух душ, слитых стремлением попутным?..
И пристально глядел пришелец взором мутным,
Как будто видеть мог сквозь пленку слепоты…
И понял всё Нарцисс… Его сестры черты
Хранили снова власть над сердцем бесприютным:
Сегодня не во сне к губам сестры он ник,
Она была с ним вновь… Жила в нем, как двойник…
И стыд взошел к щекам прибоем волн горячих:
Он утаить не мог предательских улик,
И сразу же чутьем, столь острым у незрячих,
В нем женщину сперва почувствовал старик.
XLVIII
«Кто ты?..» – твердил меж тем настойчиво слепец.
«Меня зовут Нарцисс!..»
– «Нарцисс! Нарцисс из Фестий?..
«Меня ты знаешь?..» – «Да! Давно я слышу вести,
Что Лейриопы сын прославлен как гордец.
Несется слух кругом и из конца в конец,
Что девы городов, селений и предместий,
Тобой отвергнуты, пылают жаждой мести
Нарциссу гордому, губителю сердец.
Но также слышу я, что нежен твой румянец,
Что лебедя белей атласной кожи глянец,
А глаз лазурь синей, чем твой родной Кефисс,
И как граната сок – упрямых губ багрянец…
Я слеп, но знаю я». – «Старик, – вскричал Нарцисс,
Но ты-то сам – кто ты?» – «Тирезий я, фиванец.»
XLIX
Твою я мать знавал. Она речному богу
Тебя как первенца с любовью родила;
Как птица птенчика под пологом крыла,
Она тебя блюла… И чуяла тревогу…
Она была права… Ты вырос понемногу:
Силен и молод ты… Но, знаю, не светла
Душа твоя, Нарцисс… Твой путь скрывает мгла,
И вижу я сквозь мрак судьбы твоей дорогу…»

– «Отец, – прервал Нарцисс, – ты мудр и прозорлив,

И чтить Тирезия, гадателя из Фив,
Мне завещала мать… Так я ль тебя обижу!
Но ты… ошибся ты… Ошибся, возвестив,
Что юным я умру, как только сам увижу
Свое лицо… Старик! Я видел!.. Но – я жив!»
ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ
Тайна Тирезия

L
«Старик, ты знаешь жизнь охотника-ловца.
Он, зверя затравив, усталый от погони,
Склоняется к реке набрать воды в ладони.
Как мог же своего не видеть я лица?!.»
И вдруг Нарцисс умолк. Как выдать до конца,
Что видел он лицо свое, как посторонний,
В лице сестры своей, средь пламенных агоний,
Сжигавших дух и плоть, как в горне кузнеца.
Он старцу не дерзнул открыть удел свой страдный,
Что призрак льнет к нему прекрасный… беспощадный,
Сестра или двойник… не муж и не жена…
Смолчал Нарцисс о том, как, трепетный и жадный,
Он рвется видеть их и как погружена
Без них душа в тоску и ужас непроглядный…
LI
«Мой сын, – сказал слепой, – с начала нашей встречи
Мой дух взволнован был стечением примет,
Таких же, как тогда, когда я свой завет
Дал матери твоей: в них нет противоречий.
Но… да не тронем тайн!. Наш разум человечий
Не в силах их постичь… Ребенком я в семь лет
Одной из этих тайн переступил запрет, –
Взгляни ж, как опыт тот, давя, мне сгорбил плечи.
В прозреньи ясен мне твой жребий с полнотой,
Но должен я молчать…» – И с детской простотой,
При мысли о былом, договорил Тирезий:
«До смерти не забыть, Нарцисс, мне боли той,
Когда богини гнев, как пламень жгучей рези,
Прожег мои глаза навечной слепотой…» –
LII
Старик давно ушел. Но долго недвижим
Нарцисс стоял один. Запутанно и сложно
Кружилась мысль его. Припомнилось тревожно,
Как он доступен был сейчас глазам чужим…
Глазам слепца… А тот, как духом одержим,
Пророчил, что его прозренье непреложно…
Как это может быть?.. Что не сбылось, то ложно…
И сбыться может ли? Ответ непостижим.
Его унес с собой старик необычайный…
Великой истины запретной тать случайный,
Как может он скорбеть, что с ней тогда ослеп?!.
Ведь он взамен богат познаньем дивной тайны –
И в мире, замкнутом пред ним, как темный склеп,
Нездешний видит мир, в прозрении – бескрайный…
LIII
«О, нет! Пусть я стремлюсь к разгадке предсказанья,
Как мотылек ночной к горящему костру…
Но не страшит меня, что это не к добру…
И не смутится дух угрозой наказанья…
Пусть карой будет смерть… Хочу изжить терзанья,
Постигнуть двойника и вновь найти сестру…
Взгляну в лицо свое… А после… пусть умру,
Но испытав триумф победного дерзанья…»
Нарцисс опомнился: он – шел… Куда? Зачем?
Вокруг дремучий лес настороженно-нем,
Деревья – ствол к стволу, и низко ветки свисли…
Он прежде не был здесь… Где ж он? А между тем
Прервался сон души, и вмиг погасли мысли –
Созвучья тайные невыпетых поэм.
LIV
Сквозь сетки хлестких лоз и липких паутин
С трудом Нарцисс идет тропою, вглубь бегущей.
Всё молчаливей глушь и полусумрак гуще…
Лишь дятла стук вдали да смутный шум вершин…
И вдруг – долменов круг. И в их кольце – один
Тысячелетний дуб раскрыл широкой кущей
Корону пышную своей листвы цветущей
Над сумрачным стволом с нарезами морщин.
Средь вековых дубов, как патриарх маститый,
Главой всех выше он, и мощен стан, повитый,
Как в плащ из бархата, запутанным вьюнком.
Под ним – в сырой земле рассевшиеся плиты
И камень жертвенный с увянувшим венком
Пред изваянием великой Афродиты.
ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ
Лик Афродиты

LV
Богиня – мать любви… Но сниться мог кому бы,
Как не безумцу, лик, невиданный вовек…
Он бредил, он горел, ваятель-человек,

Еще от автора Георгий Владимирович Голохвастов
Стихотворения и сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Любовный хлеб

Эдна Сент-Винсент Миллей (1892–1950) — первая поэтесса, получившая Пулитцеровскую премию; одна из самых знаменитых поэтов США XX века. Классическая по форме (преимущественно, сонеты), глубокая и необыкновенно смелая по содержанию, любовная и философская лирика Э. Миллей завоевала ей славу уже при жизни.Переводы из Эдны Сент-Винсент Миллей на русский язык немногочисленны. Наиболее удачными были переложения Михаила Зенкевича и Маргариты Алигер.Мария Редькина много лет переводит стихи Миллей. Её работу высоко оценили А. Штейнберг и А. Ревич, чьи семинары она посещала.


Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Русский американский поэт первой волны эмиграции Георгий Голохвастов (1882–1963) — автор многочисленных стихотворений (прежде всего — в жанре полусонета) и грандиозной поэмы «Гибель Атлантиды» (1938). Чрезвычайно богатое, насыщенное яркими оккультными красками мистическое ощущение допотопной эпохи, визионерски пережитое поэтом, кажется, подводит к пределу творчества в изображении древней жизни атлантов. Современники Голохвастова сравнивали его произведение с лучшими европейскими образцами эпического жанра: «Божественной комедией» Данте, «Освобожденным Иерусалимом» Тассо, «Потерянным Раем» Мильтона.


Рекомендуем почитать
Молчаливый полет

В книге с максимально возможной на сегодняшний день полнотой представлено оригинальное поэтическое наследие Марка Ариевича Тарловского (1902–1952), одного из самых виртуозных русских поэтов XX века, ученика Э. Багрицкого и Г. Шенгели. Выпустив первый сборник стихотворений в 1928, за год до начала ужесточения литературной цензуры, Тарловский в 1930-е гг. вынужден был полностью переключиться на поэтический перевод, в основном с «языков народов СССР», в результате чего был практически забыт как оригинальный поэт.


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Зазвездный зов

Творчество Григория Яковлевича Ширмана (1898–1956), очень ярко заявившего о себе в середине 1920-х гг., осталось не понято и не принято современниками. Талантливый поэт, мастер сонета, Ширман уже в конце 1920-х выпал из литературы почти на 60 лет. В настоящем издании полностью переиздаются поэтические сборники Ширмана, впервые публикуется анонсировавшийся, но так и не вышедший при жизни автора сборник «Апокрифы», а также избранные стихотворения 1940–1950-х гг.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.