Ланселот - [47]

Шрифт
Интервал

Понимаете, что мы пытаемся сделать?

Что-то у них не ладилось. Джекоби попросил принести ручную камеру, а его ассистент Лайонел никак не мог ее найти. Джекоби подошел к Мерлину. Я машинально протянул руку — не то чтобы я рвался здороваться с ним, но мы на Юге знаем, что истинной целью хороших манер является упрощение жизни — так и себя проще держать в руках, и других проще держать на расстоянии, избегая случайных обид или даже оскорблений. Люди или пожимают друг другу руки, или игнорируют друг друга и отправляются на дуэль. Какие тут еще могут быть варианты? Джекоби проигнорировал меня. Его озабоченный взгляд прошел мимо меня, сквозь меня. Не думаю, чтобы он нарочно попытался меня оскорбить, просто он меня не заметил. Я для него был всего лишь частью городского пейзажа, одним из зевак. Мерлин, заметив это, смутился, откашлялся, но так ни на что и не решился. Хорошие манеры на то и созданы: чтобы не получилось так, что ты не знаешь, что делать.

Я пришел на помощь Мерлину, спросив, до которого часа они собираются работать.

— О, допоздна, допоздна! — с горячностью вскричал Мерлин. — И огромное спасибо за согласие нас приютить, — он повернулся к Джекоби в ожидании поддержки, но тот только рассеянно кивнул. Я откланялся и двинулся прочь через кабинет библиотекаря.

В кабинете оказались Рейни, Люси и библиотекарша мисс Мод. Рейни поцеловала меня с видимым удовольствием — что это было? актерство? кокетство? неразборчивость? или искренняя симпатия? Люси рассеянно последовала ее примеру. Она была настолько поглощена Рейни, что едва меня замечала.

— Ну разве не потрясающе! — воскликнула Рейни, взяв меня за плечи и покачивая взад и вперед, так что наши колени соприкоснулись, и одно ее колено оказалось у меня между ног.

— Что именно?

— Ураган!

— Надеюсь, он не дойдет до нас.

— Но какой свет! Вы заметили этот странный желтоватый свет и зловещую тишину! Разве это ничего не предвещает?

— Возможно. Честно говоря, я не заметил.

— Вот и я говорю Люси: нет, здесь не просто совпадение.

— А что такое?

— Да то, что в то самое время, когда мы снимаем фильм об урагане, приходит настоящий ураган.

— Почему? Это вполне возможно. Сейчас как раз такое время года.

— А вы прикиньте математическую вероятность. Одна миллионная! Ведь дело не только в погоде. Не только в свете. Я чувствую, как соединяются наши силовые линии. Неужели вы не чувствуете, что между всеми нами что-то изменилось?

— Ну…

— Я, я чувствую, Рейни! — вскричала Люси, хватая ее за руку.

С пылающим лицом Рейни все говорила, говорила, наклоняя голову кокетливо, совсем как Сиобан. Или она так выражала нерешительность, выдавая мне какую-то свою тайну?

— Всех нас окружает то прибывающее, то иссякающее силовое поле, — с отсутствующим видом заметила Рейни, чей интерес к этой теме внезапно тоже иссяк. Она немного поговорила еще, но уже без всякого воодушевления.

— Может, вы и правы, Рейни. — Я никогда не понимал внезапного энтузиазма киношников. Казалось, время от времени их охватывали приступы одержимости демонами, но то были демоны самого низшего ранга, на которых и внимания-то обращать не стоит.

Мисс Мод, как и Люси, не спускала с Рейни сияющих глаз.

Ленивой походкой, засунув в карманы джинсов большие пальцы рук, вошел Дан. Глаза у мисс Мод начали вылезать из орбит. На него стоило посмотреть. Может, он и в самом деле новый солнечный бог, снизошедший спасти этот печальный город. Однако, когда он, не обратив на нас никакого внимания, заговорил с Рейни, оказалось, что речь идет о его инвестициях!

Получил плохие известия из Лондона, где у него был прибыльный паб, а теперь правительство начало взимать девяносто процентов дохода. «Господи, и почему только я не послушал Боба насчет Кеймана», — и пошел, и пошел в том же духе, да так взволнованно! — про налоги и алименты, и взгляд при этом злой, тревожный, сразу стало очевидным, что он всего лишь обман зрения, что его красота не только случайна, он не только не имеет никакого к ней отношения, но и не знает о ней, не отдает себе отчета. Он сделался похож на пса в бриллиантовом ошейнике.

И тут на мисс Мод напал ее собственный демон. Униженно, чуть не со слезами на глазах она принялась уговаривать Рейни поснимать непременно в ее доме, ну чуть-чуть, ну хоть одну сцену, ту, где плантатор-декадент Липском получает нагоняй от его волевой аристократической тетушки («Господи, я прямо вижу, как ее сыграла бы Успенская!» — говорил Мерлин), и где тетушка объясняет, что силу нужно черпать из земли. «Земля будет всегда! Она вечна!» — ну и в таком же духе. Похоже, мисс Мод уже знала сценарий от корки до корки.

— Спасибо, Мод, — обняла ее Рейни. — Я передам Яну и Бобу. — Похоже, у Рейни начался приступ благотворительности. Ей нравилось быть любезной с мисс Мод. Лицо Рейни лучилось, как у святой или у Ингрид Бергман.[86] То ли ее так возбудил надвигающийся ураган, то ли собственный статус кинозвезды и возможность упиваться им, читать его подтверждение на лицах обычных людей.

Я даже моргнул. На моих глазах у мисс Мод, которую я знал всю жизнь или, по крайней мере, считал, что знаю, напрочь снесло крышу. Или, может, все свои сорок лет она была не в себе, и только теперь прозрела? Кстати, именно так она и сказала.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Блуждающее время

В новом романе знаменитого писателя речь идет об экзотических поисках современной московской интеллигенции, то переносящейся в прошлое, то обретающей мистический «За-смертный» покой.В книге сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и фирменного мамлеевского стиля.


Венок на могилу ветра

«Венок на могилу ветра» — вторая книга писателя из Владикавказа. Его первый роман — «Реквием по живущему» — выходил на русском и немецком языках, имел широкую прессу как в России, так и за рубежом. Каждый найдет в этой многослойной книге свое: здесь и убийство, и похищение, и насилие, и любовь, и жизнь отщепенцев в диких горах, но вместе с тем — и глубокое раздумье о природе человека, о чуде жизни и силе страсти. Мастерская, остросовременная, подлинно интеллектуальная и экзистенциальная проза Черчесова пронизана неповторимым ритмом и создана из плоти и крови.


Сизиф

Согласно древнегреческим мифам, Сизиф славен тем, что организовал Истмийские игры (вторые по значению после Олимпийских), был женат на одной из плеяд и дважды сумел выйти живым из царства Аида. Ни один из этих фактов не дает ответ на вопрос, за что древние боги так сурово покарали Сизифа, обрекая его на изнурительное и бессмысленное занятие после смерти. Артур, взявшийся написать роман о жизни древнегреческого героя, искренне полагает, что знает ответ. Однако работа над романом приводит его к абсолютно неожиданным открытиям.Исключительно глубокий, тонкий и вместе с тем увлекательный роман «Сизиф» бывшего актера, а ныне сотрудника русской службы «Голоса Америки».


Страна происхождения

Первая «большая» книга Д. Бакина — молодого московского писателя, чей голос властно заявил о себе в современной русской литературе. Публикация рассказов в «Огоньке», книга, изданная во Франции… и единодушное призвание критики: в русской литературе появился новый значительный мастер.