— Ты и дальше намерен угощать меня подобными сентенциями? — спрашивает она.
— Хорошо. Давай по-другому.
Я резко подаюсь вперед, облокачиваясь на столик и приближая свое лицо к ее лицу, так, что она отшатывается.
— А ты помнишь, — говорю я громким свистящим шепотом, — что я говорил тебе? Обманывать нехорошо, — и я откидываюсь на спинку стула, наблюдая за произведенным эффектом.
— Сволочь ты все-таки.
Я киваю:
— Отзывчивый мальчик в тысяче километров на холме.
Но она опять смотрит в сторону, потому что прискакала официантка с моим заказом.
— Вот, пожалуйста, горячий шоколад и лимонный пай, — девушка ставит принесенное на столик.
— Благодарю.
Официантка улыбается и снова упархивает. Я разворачиваю вилочку из салфетки, аккуратно отделяю ей кусочек пирога, отправляю его в рот, запиваю глотком шоколада и жмурюсь от удовольствия.
— Прекрасно. Учись, между прочим.
— У кого?
— Да вот хоть у нее, — я указываю вилочкой на официантку, которая сейчас болтает у стойки с барменом. — Приносит же. Иногда пироги, иногда радость.
И я неспешно принимаюсь есть пирог. Потом, когда на тарелке почти ничего не остается, я откладываю вилочку, отпиваю еще глоток и заявляю:
— Слушай, это не я тебя сюда позвал. Это ты меня сюда позвала. Тебе горы, мне конфеты.
— Я не знаю, — тихо говорит она. — Он умер…
— Понятно.
— Ничего тебе не понятно!
— А кто кого подсадил?
— Ну… Он первый… попробовал…
— Тогда да, непонятно, — соглашаюсь я.
Снова молчим. Я отодвигаю пустую тарелку.
— Знаешь, у меня как-то случай был… Есть такая улица — Новая Басманная, знаешь? — никакой реакции. — Вот. Она идет по мосту, над какими-то там железнодорожными путями, ну, там, рельсы, провода, столбы всякие, понимаешь. И я как-то летом — солнышко там, жара, ну нормальное лето, короче, — шел через этот идиотский мост. В офис. Перешел уже почти, а тут ветер как дунет — и сдувает с меня кепку, и она не просто там куда-то летит — она летит в сторону путей и застревает на ближайшем столбе, прикинь. Ну, я так постоял, посмотрел, думаю — ну и хрен с ним, с плащом, и, короче, пошел в офис. Забрал там какую-то ерунду, возвращаюсь назад, смотрю — нет кепки. На столбе, то есть, нет. А под столбом есть. Спустился, поднял, отряхнул, в сумку ее спрятал и ушел…
— Что мне делать?
— А я-то тут при чем?
— Я думала, ты должен знать, — в ее голосе звучат слезы.
— Да? А я вот не знаю. Подожди, сейчас узнаем, — и я жестом подозвал официантку, ту самую.
— Да? Вы что-то еще хотели?
— Да, — киваю я и щурюсь на ее бейджик, — Юлия… Юлия, скажите, что ей делать? — и указываю на свою собеседницу.
Немая сцена. Официантка переводит взгляд с меня на нее и обратно.
— Не знаю, — тут у девушки сбивается программа и она выпаливает: — Но у нас специальное предложение… — и осекается.
Я начинаю смеяться, официантка хихикает, и даже Марину вдруг прорывает — она заходится немного истеричным смехом сквозь брызнувшие из глаз слезы.
— Спасибо, Юля, — говорю я, — вы лучше нам принесите две чашки капуччино и два этих… как их… мать их… пая. И посчитайте все, пожалуйста.
— Хорошо, — кивает она и исчезает.
— Видала, — спрашиваю я Марину. — Учись, истинно тебе говорю. И, если вернуться к нашим баранам, придется вспомнить то, что я тебе давеча сказал, — и я указываю пальцем на небо, — пора смотреть туда по-новому.
Ну что же. Теперь те, кто выжил, могут вернуться к старому доброму надувательству. К своим склянкам. К своим пробиркам. К своим конвертикам. И, конечно же, к своим книжкам с верными инструкциями — с единственно верными инструкциями, конечно же, — с инструкциями, как выйти на ту сторону и уцелеть. Кому интересно, что эти инструкции бесполезны и что это только что было доказано?
— Девушки, пожалуйста, в следующий раз постарайтесь согласовать свои задания. А то мне пришлось побывать в двух местах одновременно — а это дополнительные энергозатраты, и я бы хотел, чтобы вы показали мне того, кто их мне компенсирует. Учтите, в следующий такой раз я просто вернусь вдвоем и хором потребую двойных премиальных.
Парк, скамейка, солнышко. Хорошо, если бы не.
— Здравствуй.
Я киваю. Человек садится рядом со мной, пытается заглянуть мне в лицо, для чего ему приходится довольно неестественно изогнуть шею.
— У нас получилось, — говорит он, — видишь?
— У вас получилось, — соглашаюсь я.
Я знаю, что его коробит от такого самоотделения меня от коллектива. Не любит он этого. А мне интересно его провоцировать. Но гораздо больше мне интересен гонорар.
— Но ты ведь сделал достаточно много…
Я молча подставляю раскрытую ладонь, от чего его просто передергивает, но он все-таки кладет на мою ладонь конверт. В конверте, судя по всему, только пластиковая карточка. Я встаю и говорю:
— Не уходите, я скоро.
Его потенциальные возражения несущественны. Я иду в банк, вставляю пластиковую карточку из конверта в банкомат, набираю написанный внутри конверта код, проверяю сумму. Да, я действительно прилично поработал. Перекидываю деньги на другой счет, достаю соответствующую карточку, с нее раскидываю еще на три счета. Не знаю точно, зачем, но пусть будет так.
Возвращаюсь на бульвар. Он все еще там, лицо у него недовольное. Ему надо, чтобы все были такими же, как он. Щазз. Сажусь рядом, спрашиваю:
