Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства - [128]

. Такая странная прививка некоторых элементов совершенно иной, чуждой и политеистической религии к Дому Господа подчеркивается тем фактом, что именно Хирам, а не Соломон или Первосвященник назвал колонны[550]. Однако самое интересное в этой ситуации религиозного синкретизма, в которой оказывается замешан Храм, — то, что в масонской традиции эти две колонны вычленяются из библейского контекста и включаются в контекст Хирамовской легенды и Ритуала как относящиеся к религии, предшествовавшей Соломонову Храму. Более того, это делается в совершенно неосознанной и объективной манере, что определенно напоминает то, как сам Соломон включил эти две колонны в храмовый комплекс. Для того чтобы проникнуть в Святая Святых Храма, было необходимо пройти сквозь притвор с двумя колоннами, что естественно вызывает в сознании символику прохождения сквозь портал старой религии для получения доступа к новой. И действительно, если принять во внимание тот факт, что финикийский культ Мелькарта и семитский культ Астарты (Иштар) засвидетельствованы в египетских источниках уже в 16-м в. до н. э., можно предположить, что не только творцы (и протагонисты) масонской легенды осознавали эти культы как древние, а свою относительно недавнюю религию — как новую.

Однако необходимо подчеркнуть, что сами слова «старый» и «новый» используются в данном случае мифологически, а не исторически, несмотря на то что их использование вполне обосновано и хронологически. Ведь мы здесь имеем дело с религией как элементом мифологии, а не наоборот. В этом смысле металл Хирамовых колонн репрезентировал более старую религию, а камень Соломонова Храма (в ходе строительства которого использование металла было табуировано) — более новую, несмотря на то что работа по металлу представляла собой «более новое» технологическое достижение, чем имевшая многовековую традицию работа по камню[551]. В данном случае мы просто имеем дело с двумя мифологиями. В одной, лежащей в основе исторически более молодого монотеизма Яхве, было представлено более древнее табу на использование металлов при построении культовых сооружений. В другой же, лежащей в основе исторически более древних культов Астарты и, вероятно, также Мелькарта, более новые металлы находились в священном употреблении[552]. То, что в одном контексте (в нашем случае, финикийском) фигурирует как культ или религия со своей собственной мифологией, в другом, еврейском, может объективно (т. е. с точки зрения внешнего наблюдателя) выступать как мифология, включающая в себя культ. Но о каком культе и какой мифологии идет речь?

Пытаясь ответить на этот вопрос, мы оказываемся в достаточно парадоксальной ситуации. Прежде всего, помимо знаменитого Храма с его двумя колоннами, практически ничего определенного собственно о культе Мелькарта в Тире не известно[553]. А во-вторых, Мелькарт, как он фигурирует в своей собственной мифологии, — это новый бог с новым культом; поклонение ему рассматривалось как инновация, если. не как религиозный переворот. Согласно Иосифу Флавию, первый царь Тира (Хирам I) «разрушил старые храмы и возвел новые в честь Геракла [Мель-карта] и Астарты…»[554]. Так что, продвигаясь дальше, к первой половине девятого столетия до Р.Х., мы можем предположить, что финикийский (или хананейский) храм, разгромленный и разрушенный в Иерусалиме, был храмом Мелькарта (4 Цар., 11, 18), называемого общим термином «Ваал» (Хозяин). Однако само имя Мелькарт в Библии не упоминается, не встречается оно и среди имен царей или первосвященников в Тире или каком-либо другом финикийском городе[555]. Тот факт, что Мелькарт «появляется в источниках только со времени Хирама [первого]», также говорит в пользу того, что он и его культ были религиозной инновацией в мире древней финикийской, хана-нейской и древней семитской религии в целом[556].

«Мелькарт, — пишет Г. Херм, — без сомнения, является самой интересной фигурой в древней восточной мифологии»[557]. Сын Астарты (отождествляемой с Венерой)[558] и Эля (отождествляемого с Хроносом), он стоит на пересечении нескольких мифологических ролей и функций. Будучи всегда связан с морем и мореплаванием, — он был первым, кто осмелился выйти в открытое море, сидя на стволе дерева, — он является главным врагом водной стихии (он убил Князя Море и Царя Реку). С точки зрения мифологии это предполагает его связь со стихиями земли, воздуха и огня, и в особенности с деревом (символически представленным колоннами и столбами)[559]. Вторая мифологическая фигура Мелькарта — это основатель города и первый строитель. Согласно Евсевию, мифы Тира говорили о нем как о представителе расы полубогов, который после сотворения мира другим богом (или богами) изобрел все полезные для человека вещи, в частности искусство строительства. Он обосновался на небольшом острове у берегов Сирии и воздвиг там две колонны, а затем построил Храм, включавший его святилище (могилу)[560]. На одной ханаанской стеле Мелькарт изображен держащим в левой руке боевой топор, а в правой — анх[561].

Это само по себе вызывает ассоциации с семито-масонской мифологией, поскольку, каким бы загадочным ни было происхождение финикийского (и египетского) символа