Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства - [126]
Последний абзац чрезвычайно любопытен. В нем не только провозглашается синкретизм (практически равнозначный здесь универсализму) как способ существования масонства как учения и организации, но он рассматривается здесь как то, что лежит в основании масонства в качестве абсолютного религиозного принципа. Абсолютного в том смысле, что он не является ни историческим (изначальным), ни психологическим (интенциональным), поскольку имеет отношение к объективно-сти религии — и, тем самым, не зависит от того, осознает ли его человек в своей собственной религиозной жизни или практике. Из чего, кстати, следует, что христианство выступает здесь только как частный случай — primus inter pares — среди всех разнообразных религиозных практик. Именно этот объективный религиозный принцип противопоставляется не только всем историческим проявлениям неисторических моделей, описанных выше, когда речь шла об общих чертах (секретность/те-атральность) и фазах масонского ритуала, но и самим этим моделям.
Так, если в композиции Ритуала, характере его символизма и принципах организационной структуры масонство может быть изучено объективно — как объект антропологии, социологии, этнографии или психологии религии, — в его осознании себя неисторическим, непсихологическим и даже нерелигиозным (в смысле какой-либо конкретной религии) оно не поддается никакому компаративистскому, структуралистскому или историческому подходу. Масоны, так же как структуралисты или компаративисты, могут согласиться (или не согласиться) с этим, но то, о чем я сейчас говорю, есть факт масонского религиозного сознания.
Глава 13
Хирамический ритуал как легенда, сюжет
и тема: простой компаративистский набросок
Теперь я перехожу от изучения масонского Ритуала и его мифологических и культовых ассоциаций, перспектив и ретроспектив к краткому исследованию текста (масонского повествования) как такового.
Смерть Хирама Абиффа — как она рассказывается и затем воспроизводится в Ритуале — является масонской легендой. Легендой не только как «вымышленной истории, передаваемой в традиции, в которую принято верить как в историческую» (Оксфордский энциклопедический словарь), но также и в смысле ее актуального содержания. Так, стержневой сюжет может сам быть мифологическим (т. е. таким, который выделяется мифологом как абстрактная, общераспространенная или даже универсальная модель событий и ситуаций, ритуалистическая или символическая — или даже то и другое и третье вместе); но когда он становится событием или ситуацией, происходящей с определенным названным человеком (или людьми) в определенное время и в определенном месте, то уже неважно, является ли он реальным или воображаемым. «Стержневой сюжет» здесь — философская абстракция или, точнее, мифологический инвариант, в отношении которого сюжеты конкретных легенд фигурируют как варианты или версии[543]. В этом чисто методологическом смысле можно сказать, что актуальный стержневой сюжет масонской легенды под названием «смерть Хирама Абиффа» может быть редуцирован к темам (или ему исторически предшествуют темы — а не стержневые сюжеты, такие как «Смерть Мастера Строителя» и «Смерть на Месте Строительства»). Тема здесь обозначает направление мысли человека, когда он или она осознают какую-либо одну вещь в сюжете как другую — или, скорее, когда одна вещь интерпретируется как другая. В этом случае сюжет, Убийство Мастера Строителя Хирама, может быть интерпретирован как конкретная и частная версия темы Смерти Мастера Строителя, которая, будучи дана нам в актуальном тексте, может фигурировать как сюжет или стержневой сюжет или, в свою очередь, как конкретная и частная версия, относящаяся к Смерти на Месте Строительства как своей теме. И чем более общей является тема, тем менее вероятно, что она совпадет буквально со специфическим сюжетом в данном тексте.
Предлагаемый подход является, конечно, всего лишь предположением, поскольку как же нам тогда трактовать все те сюжеты в современной европейской литературе, где частью сюжета является случайная (или даже причиненная самому себе) смерть Мастера Строителя — как, скажем, у Ибсена? Можем ли мы объяснить такой сюжет спонтанным влиянием, сознательным заимствованием, бессознательной или подсознательной проекцией?
Как следует понимать соотношение масонской легенды к описанию Хирама в Третьей книге Царств и Второй книге Парали-поменон? Начнем с предположения, что библейское описание является первичным текстом — первичным в том смысле, что это текст (а не сюжет или тема), к которому масонский Ритуал относится как к своей основе и который однозначно рассматривается масонами как источник повествования о Хираме внутри Ритуала. Он является первичным и как текст, интерпретируемый самими масонами не только в Ритуале и в течение его, но также и в их лекциях, книгах и памфлетах, которые могут рассматриваться как вторичные (третичные и т. д.) тексты в отношении к библейскому рассказу о делах и обстоятельствах Хирама. Библейский текст будет первичным и как объект
Эта книга представляет собой разговор двух философов. А когда два философа разговаривают, они не спорят и один не выигрывает, а другой не проигрывает. (Они могут оба выиграть или оба остаться в дураках. Но в данном случае это неясно, потому что никто не знает критериев.) Это два мышления, встретившиеся на пересечении двух путей — Декарта и Асанги — и бесконечно отражающиеся друг в друге (может быть, отсюда и посвящение «авторы — друг другу»).Впервые увидевшая свет в 1982 году в Иерусалиме книга М. К. Мамардашвили и A. M. Пятигорского «Символ и сознание» посвящена рассмотрению жизни сознания через символы.
К чему приводит общее снижение уровня политической рефлексии? Например, к появлению новых бессмысленных слов: «урегулирование политического кризиса» (ведь кризис никак нельзя урегулировать), «страны третьего мира», «противостояние Востока и Запада». И эти слова мистифицируют политическое мышление, засоряют поры нашего восприятия реальности. Именно поэтому, в конечном счете, власть может нам лгать. Работу с мифами политического мышления автор строит на изобилии казусов и сюжетов. В книге вы найдете меткие замечания о работе экспертов, о политической воле, о множестве исторических персонажей.
Книга философа и писателя Александра Пятигорского представляет собой введение в изучение именно и только философии буддизма, оставляя по большей части в стороне буддизм как религию (и как случай общего человеческого мировоззрения, культуры, искусства). Она ни в коем случае не претендует на роль введения в историю буддийской философии. В ней философия, представленная каноническими и неканоническими текстами, дается в разрезах, каждый из которых являет синхронную картину состояния буддийского философского мышления, а все они, вместе взятые, составляют (опять же синхронную) картину общего состояния буддийской философии в целом — как она может представляться философскому мышлению сегодняшнего дня.
Александр Пятигорский – известный философ, автор двух получивших широкий резонанс романов «Философия одного переулка» и «Вспомнишь странного человека…». Его новая книга – очередное путешествие внутрь себя и времени. Озорные и серьезные шокирующие и проникновенные, рассказы Пятигорского – замечательный образчик интеллектуальной прозы.
Александр Пятигорский – известный философ, автор двух получивших широкий резонанс романов «Философия одного переулка» и «Вспомнишь странного человека…». Его новая книга – очередное путешествие внутрь себя и времени. Озорные и серьезные шокирующие и проникновенные, рассказы Пятигорского – замечательный образчик интеллектуальной прозы.
Александр Пятигорский – известный философ, автор двух получивших широкий резонанс романов «Философия одного переулка» и «Вспомнишь странного человека…». Его новая книга – очередное путешествие внутрь себя и времени. Озорные и серьезные шокирующие и проникновенные, рассказы Пятигорского – замечательный образчик интеллектуальной прозы.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.