Крыло беркута. Книга 1 - [28]

15

О нападении на свое становище енейцы узнали, возвращаясь из долины Сургута.

Байгубактурэ предпринял разведочный поход, чтобы найти угодья, подходящие для переселения. Давно уже зародилось у него желание покинуть долину Меллы, увести племя в места поспокойнее, куда ханские баскаки, может быть, и не добираются. Слишком уж стали они досаждать. Вдобавок со стороны Ика теснили племя ирехтынцы, захватывая лучшие пастбища и сенокосные луга. И, наконец, не давала покоя вражда с сынгранцами. Поехать бы к ним и сказать: «Давайте помиримся, будем жить в согласии». Но какой турэ не посчитает унизительным для себя просить мира у вековечных врагов? Байгубак тоже не мог сделать это. «Что будет, то будет, — решил он. — Тихонько снимемся и уйдем из этих мест».

С таким намерением он уже не раз переправлялся на тот, восточный, берег Ика, разведал долину Сюни, добирался до берегов Базы и даже Сармасана. Угодья там, что правда — то правда, хорошие, но все удобные земли заняты. Живут на тех землях билярцы, булярцы, какие-то киргизы, иланцы и прочие племена, о которых Байгубак прежде и не слыхивал. К тому же и у них, куда ни повернись, тот же баскак и тот же ясак. И так же, как в долине Меллы, рыщут там всякого рода налетчики и мимоезжие охотники до чужого добра — нет им числа.

Тем не менее Байгубак от своего намерения не отказался и предпринял поход на юг, чтобы поискать свободные места в долинах Шунгыта и Сауреша, а если представится возможность, то разведать угодья также у Сургута и Кундурчи. Он спешил. В случае удачной разведки надо было до черной осени, до ненастной поры переселить племя, и не просто сорвать людей с обжитого места, но и обустроиться в незнакомом краю. Это и заставляло его метаться из стороны в сторону, не жалея ни себя, ни других. На обратном пути, проезжая по земле тамьянцев, Байгубак обратил внимание на странноватое зрелище: по узкой лощине медленно шло стадо, а сбоку сидел некто в чалме и, тыча пальцем, пересчитывал скот. Турэ послал одного из егетов узнать, что это за личность. Выяснилось: скотину пересчитывает тамьянский мулла.

Енейцам доводилось слышать, что Шакман-турэ в свое время привез из Казани то ли святого шейха, то ли весьма ученого муллу. «Может быть, он укажет удобное место, — подумал Байгубак. — Не лишне выслушать совет служителя аллаха». И сам подъехал к человеку в чалме.

— Ассалямагалейкум!

Мулла Апкадир даже не взглянул на него, пока не кончил считать. Кончив, воздел руки, пробормотал молитву, провел ладонями по щекам и только после этого обернулся к Байгубаку.

— Вагалейкум ассалям! Кто вы? Войной идете или с миром?

— С миром. Мы — енейцы, возвращаемся на свою землю.

— Хм… Енейцы… Пока вы разъезжали по чужим краям, на ваше становище напали, скот угнали…

Байгубак подскочил в седле.

— Кто?!

— Враги ваши вам известны…

Байгубак не стал выспрашивать подробностей. Все и так было ясно. Враг у него один — Булякан.

Видя, что лицо енейца исказилось от ярости, мулла проговорил наставительно:

— Ради аллаха, не проливайте человеческую кровь. Да. Скот свой вернете — и довольно!

Представив, чем обернется его сообщение для сынгранцев, Апкадир повеселел. Горесть, вызванная потерей Минлибики, все еще отягощала его душу, мулла был зол на весь белый свет. «Неплохо будет, коль они потреплют сынгранцев. В суматохе, возможно, скот разбредется, а там, глядишь, заблудившаяся скотинка примкнет к „святому стаду“, — подумал он, а вслух повторил:

— Кровь, говорю, не вздумайте пролить!..

Но слова муллы не достигли ушей Байгубака.

Он, точно разъяренный жеребец, готовый настичь в прыжке и растоптать свою жертву, уже мчался в сторону сынгранской земли, издавая боевой клич племени:

— Айкара! Айкара!

Одна лишь мысль, одно желание владело им в этот момент: скорей домчаться до врага, взять его за горло и терзать, терзать, пока жажда мести не будет утолена. Проучить его так, чтобы не смог больше ходить с гордо поднятой головой. Наказать, не считаясь ни с чем…

Существует неписаное и никем не утвержденное, но общепринятое правило: если два рода или два племени завраждовали, то по вызову нападающей стороны они должны встать лицом друг к другу и вступить в честный бой. Если же одна из сторон, нарушив правило, нападет без предупреждения, набросится на мирных, ничего не подозревающих людей, она обесчестит себя. Все будут считать, что она слаба, боится противника. Лишь в открытом, честном бою мужчина может показать свою доблесть, а племя — добыть славу.

Не будь Байгубак удручен неудачами последнего времени, не получи худую весть так неожиданно, — он, возможно, не потерял бы самообладания, не забыл о неписаном законе. Но его охватило бешенство, и он уже не мог отличить белое от черного, не в состоянии был подумать о каких-либо правилах. В ушах турэ, прикрытых краями остроконечной шапки, стоял звон, никаких слов, кроме клича племени, он бы не воспринял. Изредка Байгубак бросал взгляд назад, на своих егетов, и, пригнувшись к луке седла, гнал коня дальше. Скорей, скорей!..

А сынгранцы, для которых стычки с енейцами стали уже привычными, ждали их. Было ясно, как день, что извечный враг совершит ответное нападение. Все понимали: на этот раз енейцы явятся в озлоблении и схватка будет ожесточенной. Да, ожесточенной, но в пределах правил, то есть воины сойдутся лицом к лицу. Сынгранцы по-своему готовились к этому.