Круг замкнулся - [17]

— Тут в моей части самое веселое место, — сказал сыскной надзиратель, нещадно «окая». — В кажном втором доме — шинок[23], а в кажном третьем — нумера с мадамами. Трактиров, которые с патентами, пять, с них и начнем.

Метелку обнаружили в третьем трактире — Яша пошептался с буфетчиком, и тот указал на размалеванную бабу, сидевшую за одним из столов в компании двух своих товарок и трех фабричных, которые уже совершенно не вязали лыка. Стол был заставлен пивными и водочными бутылками, из закусок же присутствовали только несколько корок хлеба и селедочных хвостов на грязной тарелке.

— Дуська, пойдем на воздух, разговор есть, — приказал агент.

Один из фабричных открыл было рот, чтобы высказать полицейскому свои справедливые по сути возражения, но увидев Яшины кулаки, предпочел промолчать.

Дуська тоже уходить из трактира не хотела.

— Это зачем же я с тобой пойду? Я здеся с подругами да с кавалерами. У меня вон пиво не допито!

— Пойдем, честью прошу, ну не за волосы же тебя выволакивать.

Проститутка вздохнула, но больше пререкаться не стала, видимо, агент пользовался на вверенной ему территории определенным авторитетом.

— Надолго? — только и спросила она.

— Нет, оглянуться не успеешь, как опять здесь окажешься.

— Смотри, девки, — обратилась Метелка к подругам, — без меня все не вылакайте.

Те успокаивающе подняли руки, мол, иди смело, Дуся, без тебя к водке не прикоснемся.

Вельшин задал вопрос сразу, как только они очутились на улице:

— Кто таков был Борис Викторович?

Проститутка дернулась всем телом, потом опустила голову и промычала:

— Не знаю такого.

— Послушайте, — Вельшин взял Дуську за подбородок и поднял ее лицо. — Он подозревается в совершении очень серьезного преступления. Я по его душу специально прибыл из столицы, командирован лично начальником Охранного отделения, хотите, свою полицейскую карточку покажу?

Метелка отрицательно помахала головой:

— И так вижу, что нездешний.

— Вам нет никакого резона скрывать личность бывшего подельника. Старое дело, по которому вас оправдали, ворошить никто не будет — приговор давно вступил в силу и пересмотру не подлежит. Формально допрашивать и заставлять расписываться под протоколом я вас тоже не буду. Борис Викторович о вашем с нами сотрудничестве ничего не узнает, клянусь. А у вас появится возможность ему отомстить. Ведь ежели бы он поделился с вами бриллиантами, нешто теперь вы бы так жили?

Проститутка отдернула подбородок и посмотрела прямо в глаза охраннику:

— Чтоб ему пусто было! Ни копеечки от тех брульянтов нам не досталось, а ведь обещал поделиться, коли мы его не заложим. Короче, Боря Поднебесный его зовут, из Одессы он.

— А фамилию знаете?

— Так я же говорю — Поднебесный.

Вельшин и Левиков пили водку в кабинете последнего. В дверь постучали. Начальник нижегородского сыскного отделения встал, слегка покачнулся, но взял себя в руки и ровным, даже слишком ровным шагом пересек кабинет и отпер замок. На пороге стоял отделенческий сторож.

— Купил? — строго спросил Григорий Степанович подчиненного.

— А как же! — сторож вынул из кармана поддевки картонный прямоугольник, два мятых рубля и несколько монет. — Вот-с билет, вот сдача.

Левиков взял билет и деньги и вернул сторожу рубль:

— Бутылочку смородиновой, колбаски там… Ну, как обычно, короче.

— Слушаюсь.

Служитель вышел, а Левиков вернулся к столу.

— Поезд завтра без пяти девять. В семь вечера в Москве будете… Москва златоглавая, звон колоколов… Да-с… Кстати, слыхали про московский экс?

— Нет.

— Вы что, газет не читаете?

— Читаю, но… — Вельшин икнул, — пардон.

— Да, — Левиков поставил руку на стол и упер кулак в подбородок, — хоть эти «красные» и канальи, но дело провернули грандиозно! Где же она… — сыщик стал шарить в ящиках стола, а потом посмотрел на сам стол. — А! Вот где!

Он убрал с расстеленной на столе газеты куски селедки, переложив их на какой-то протокол, смахнул прямо на пол хлебные крошки, перевернул газетный лист и ткнул пальцем в передовицу. — Прошу-с! Пишет некий Гиляровский, хороший журналист, я несколько его книжек прочитал.

Вельшин взял газету, испачкав руки жиром.

— Вы читайте, а я письмецо братцу напишу, пока вторую бутылку не принесли, а то потом не смогу-с. Вы же не сочтете за труд ему письмо передать? Брат в столичном сыскном в канцелярии служит, помощником делопроизводителя. Я, с вашего позволения, ему и вяленой рыбки пошлю, окской и волжской, ну и на вашу долю насыплю. Возьмете? Фунтиков десять, не более.

— Непременно передам! — сказал Вельшин. Читать ему совершенно не хотелось — строчки прыгали перед глазами и расплывались.

Через час из кабинета раздалось:

Pasėjau linelius,

Pasėjau linelius,

Geltonus grūdelius.[24]

Глава 7 Финские порядки

— Нет, это просто какое-то безобразие! — сказал толстый господин, болтавший без умолку всю дорогу. — Какие могут быть таможни внутри Империи? Мы же не при Иване Грозном живем!

— А правда, что у чухны и деньги свои? — спросил другой попутчик Кунцевича — господин купеческого вида в поддевке и сапогах. Он вез с собой целую корзину еды и всю дорогу угощал соседей по купе.

— Сущая правда. Рубли мало где берут, надобно менять на марки.