Описание предпраздничной суеты позаимствовано из «Рождественских рассказов» Н.А. Лейкина.
* * *
— А вы где окорок покупаете? — спросил у Тараканова околоточный Некрылов.
— Как где? В мясной лавке.
— Понятно, что не в табачной. Я интересуюсь, в какой именно?
Осип Григорьевич недоуменно пожал плечами:
— Да в любой, в той, которая первой по дороге попадается. Признаться, мне его в Питере покупать-то доводилось раза два-три от силы.
— То есть вам все равно где? Ну, батенька, тогда вы не гурман. Окорок надобно непременно у немца в колбасной лавке покупать. Я германскую нацию не люблю, но против истины грешить не буду — на свинье немец собаку съел, у немца ветчина настоящая, не то что наша… Этот дом, что ли?
Сыскной надзиратель поднял голову и посмотрел на табличку с номером.
— Этот! — доложил он околоточному.
Полицейские подошли к воротам. Два подручных дворника мазали тротуарные тумбы смесью масла и сажи. Увидев представителей власти, оба прекратили свое занятие, а младший из них — белобрысый парень лет двадцати пяти — даже вытянулся во фрунт.
— Где дворник? — строго спросил Некрылов.
— Дык в дворницкой. Позвать? — отозвался старший подручный.
— Не надо.
Некрылов перешагнул порог калитки, сделал несколько шагов по подворотне, распахнул дверь дворницкой и решительно шагнул внутрь.
Дворницкая — маленькая, грязная каморка — была разгорожена ситцевой занавеской на две половины. Хозяин помещения — статный мужик с окладистой бородой — сидел за столом и, слюнявя карандаш, писал что-то в большой амбарной книге.
— Фамилия? — рявкнул околоточный.
— Ефимов, ваше благородие! — отвечая, дворник вскочил.
— На каторгу захотел, каналья? Почему беспаспортные в доме живут?
— Никак нет-с, все прописанные, нетто мы порядков не знаем, вот извольте посмотреть, — Ефимов перевернул книгу, — все чин чином.
Некрылов на фолиант даже не взглянул:
— Акулька Удальцова в какой квартире стоит?
— Дык в подвале квартирует, у Митрофановны.
— А братца ее почему не прописал?
— Какого братца? Я с ее родней не знаком. Ходить ходит к ней один — из лакейского сословия, дык его прописывать закон не требует, потому как он не жилец, а приходящий. А брат он ей, кум аль сват — мне все едино.
— Что за лакей, как выглядит? — спросил доселе молчавший Тараканов.
— Приметный такой, видный. Ростом вершков десять[1], волосом черен, бороду бреет, а усищи — как у германского императора.
— Наш! — околоточный аж потер ладони от удовольствия. — Сейчас он у Акульки?
— А бес его знает! — пожал плечами дворник.
— Что же это ты не следишь, кто в дом шляется?
— Да у нас тут почти тыща народу, разве за всеми уследишь!... Вроде был с утра.
— Зови своих клевретов, с нами пойдете.
— Кого позвать?
— Подручных, баран!
Когда шли по двору, Ефимов осторожно спросил:
— А вы, ваше благородие, таперича, значит, заместо Никодима Геннадьевича, царство ему небесное?
— Да. И знай: я непорядка не потерплю!
Два дня назад в генеральской квартире, расположенной на одной из центральных улиц, случилось пренеприятнейшее происшествие — лакей Родион Романов разругался с барыней, да так разошелся, что влепил ее превосходительству оплеуху, и пока генеральша лежала без сознания, а горничная и кухарка пытались привести ее в чувство, забрал из буфета дюжину серебряных ложек и был таков.
На поиски обидчика супруги видного деятеля военного министерства была брошена вся столичная полиция. Сыщики установили круг родных и знакомых супостата и стали их проверять. Сестра грабителя жила на участке Тараканова. Поэтому-то в самый что ни на есть сочельник Осип Григорьевич, вместо того чтобы ходить по Гостиному двору и выбирать подарок для Анны Никитичны, оказался в душной, пропитанной запахом портянок, следки и кислой капусты угловой квартире.
Романова взяли без шума и пыли — узрев погоны околоточного, он поднял руки и запричитал:
— Тока не бейте, ваше благородие, у меня почки больные!
— Ложки куда дел, ирод? — околоточный всё-таки ударил задержанного. Бил, правда, не по почкам — по морде.
* * *
Злодея сдали в участок, написали рапорта, вышли на улицу и закурили.
— Интересно, будет нам награда за этого субчика? — задумчиво спросил околоточный.
Тараканов пожал плечами.
Некрылов затянулся:
— Вас, кстати, чем на Рождество пожаловали?
— Пятьюдесятью рублями…
— А меня чином наградили. Только на чин ветчины-то не купишь… И надо ж было, чтоб перед самым праздником меня в другой участок перевели! На старом-то месте вся коммерция была прикормлена, а теперь… Эх, сколько времени уйдет, пока связи наладишь. Тут как купечество, понимающее?
Осип Григорьевич опять пожал плечами:
— Я сам здесь второй месяц.
— Понятно… слушайте, пойдем в мои бывший околоток, к знакомому немцу! У него ветчина, скажу я вам, уму помраченье, а не ветчина. А мимо рынка идти будем, так еще и по гуську прихватим. Правда, гусь нынче не тот пошел — мужицкий, сухой, — помещичьих, жирных, ноне мало.
* * *
Недалеко от рынка стояли крестьянские дровни, в которые была запряжена тощая кляча. Ее хозяин, такой же тощий мужик в драном треухе и заплатанном романовском полушубке, расставлял рядом с санями елки, вставленные в плохо оструганные деревянные кресты.
![Хищники [сборник]](/storage/book-covers/9d/9de336c450f736ef84c713285d8b031d81378b40.jpg)
